Колдовство во благо (СИ)

А еще Тор постоянно чувствовал рядом чье-то присутствие. Холодное, безразличное. Именно эта сущность высасывала его эмоции, заменяя непонятно на что. Питалась неохотно, как это делают пресытившиеся богачи: не доедая до конца и с некоторой ленцой. И Тору, несмотря на оскорбительное понимание, что он просто обед, было несколько обидно. Неужели он, находясь в плену, не достоин быть оцененным как редкое блюдо? Гордость воина брала свое. И пусть Тор не знал, кто взял его в плен, зачем это происходит и сколько будет продолжаться, он жаждал вырваться и встретиться с противником, как подобает бойцу: с молотом в руках в битве до последней капли крови.

Но Мьёльнир, несмотря на зов хозяина, не возвращался. Должно быть, затерялся где-то в Девяти Мирах и не мог добраться до хозяина.

Понимание этого пугало, но не могло заставить Тора покориться судьбе. Постоянная боль и колдовство, которое было настолько сильное, что даже Тор почувствовал его сразу же, лишили воина возможности слышать и ясно видеть. Одинсон с трудом различал тени, скользящие мимо его темницы. Чаще он понимал, что рядом кто-то есть по изменившейся температуре: становилось так холодно.

Его не кормили. Воды давали лишь столько, чтобы хватило для поддержания организма на грани жизни и смерти.

К моменту, когда воду принесли в четвертый раз, ― по-другому в этом месте невозможно было определить, сколько прошло времени, ― Тор обессилел. Не осталось ничего кроме боли, а тело, прежде здоровое и сильное, стало стремительно терять вес. Организм лихорадочно искал воду, чтобы выжить любой ценой.

Когда воду принесли в восьмой, Тор уже не узнавал собственное тело. Мышцы как будто испарились: стали совершенно тонкими, как у мальчишки-новобранца, и обещали исчезнуть окончательно. Сил, чтобы начать тренироваться прямо в камере и хоть как-то восстановить былую форму, не осталось. Даже упрямство и жажда справедливого отмщения постепенно исчезли. На смену им пришло отчаяние.

Никто не знает, что он в плену. Никто не придет на помощь.

«Никто не узнает о моем позоре», ― на десятый день тело подвело Тора. Он больше не мог ходить и просто лежал. Обнаженный. Истощенный. Совершенно опустошённый.

Слезы сами текли по щекам Тора, а тьма, все сильнее сгущающаяся вокруг его камеры, ликовала, видя, как ломается сильный воин. Осталось совсем немного надавить, и бессмертная душа аса будет принадлежать Хель.

***

Железный лес встретил Локи зловещим позвякиванием. Металлические подобия листьев и ветвей, потревоженные непонятно откуда налетевшим ветром, неприятно царапали его сквозь ткань, когда Локи, стараясь быть незаметным, пробирался сквозь кустарники. Возможно, эта осторожность была лишней, ведь и так никто не стремился выходить из Эльвиднира, величественного полуразрушенного дворца Хель, и, следовательно, никто не мог увидеть Локи. Но маг, находясь в тылу врага, просто не мог изменить своим старым привычкам.

Пребывая без возможности колдовать, он постоянно чувствовал себя как воин, вышедший на поле брани без брони: совершенно незащищенным. И единственной возможностью унять свое беспокойство, все время норовящее перерасти в паранойю, была подобная разведка. Три круга по каменным тропам вокруг дворца, спуск к берегу реки Гьелль, в которой иногда можно было выловить невезучие души, чтобы в последствие передать их немой страже Хель и заслужить поощрение, ― и снова бдение в хранилище душ.

Локи не изменял своего маршрута, позволяя страже наблюдать за собой. Мертвые мужчины не видели в нем, а точнее в слабой набожной эльфийке, угрозы, и позволяли делать все, что душе вздумается. А капелька обаяния, приправленная лестью и напускным кокетством, сделали из Локи объект общего достояния. Многие стражники, хоть и были давно мертвы, желали привлечь внимание эльфийки и потому молчали о ее необычных похождениях, опасаясь, что нелюдимая владычица пожелает уничтожить эту душу.

И Локи этим бессовестно пользовался. Стравливал между собой стражников, а сам ускользал, чтобы все хорошенько обдумать и немного остудить пыл душ. Локи опасался, что если так продолжится дальше, мертвецы сговорятся и просто изнасилуют его.

«Вернусь в Асгард и ужесточу наказание за насилие», ― решил Локи, аккуратно спустившись с холма. Но эта благородная мысль потонула среди неприятных размышлений.

Вчера, на десятый день своего пребывания в Хельхейме, он наконец-то смог найти брата.

Но то был не тот Тор, к которому так привык Локи. Истерзанная оболочка, из которой высосали практически все эмоции, сломленная и вряд ли еще способная к сопротивлению. Душа Тора, которая, к великому счастью Локи, была не отделена от тела, исчезала на глазах. Появления Локи Тор даже не заметил, что наводило на мысли о потере зрения.

«У меня совсем мало времени», ― раз за разом повторял себе Локи. План постепенно складывался в голове, дополнялся новыми деталями, но никак не мог стать полностью безопасным. Впрочем, в каждом плане Локи существовал риск.