Колдун

Немцы, от неожиданности остановившиеся и тоже уставившиеся на адское пламя, разгоравшееся на месте бывшей деревеньки, спустя некоторое время опомнились и принялись выглядывать бегущего человека. Никого не было. Разгорелся нешуточный спор. В результате, решив, что человек успел добежать до леса, они разделились. Пять мотоциклов направились к лесу, один обратно, объезжая горящую деревеньку по широкой дуге, видимо, в место расположения основных войск.

Поняв, что сейчас фрицы просто-напросто выйдут цепью и его легко обнаружат, Мишка, застонав, уткнулся носом в землю.

— Идиот! Какой же я идиот! Так глупо попасться! — простонал он.

Повернувшись на спину, Мишка охнул от боли — правее позвоночника в спину вонзилось что-то твердое. Перевернувшись на бок и протянув руку, он нащупал пистолет, о котором напрочь позабыл. Достав его и выставив перед расширившимися от удивления глазами, Мишка чуть улыбнулся. «Повоюем еще. Сдохнуть я всегда успею!» — пронеслась в голове мысль, проясняя сознание.

Парень осторожно приподнялся над травой. Мотоциклы стояли у леса рядком, перед ними ходили два фрица с автоматами. Остальных видно не было — очевидно, искали его следы. Артиллерия продолжала утюжить немецкое расположение в деревне. Бежать в лес? Его там будут искать. Глупо. И Мишка решил попробовать пробраться через поле. Он очень надеялся, что радист успел уйти.

Развернувшись, парень шустро пополз по полю, понимая, что оставляет за собой шикарный след. Но встать на ноги означало однозначно подписать себе смертный приговор. Немцы продолжали прочесывать лес, часовые у мотоциклов тревожно поглядывали на занимавшееся со стороны деревни огнем поле.

Добравшись до дороги, он, оглядевшись, скатился в овражек. Там поднялся на ноги, и, проклиная все камни на свете, а вместе с ними ветки и колючую, жесткую траву, ранившую уже и так сбитые босые ноги, пошел по оврагу. Колючие заросли терна надежно скрывали его от посторонних глаз.

Со стороны дороги послышался рев мотоциклов — похоже, немцы поняли, что прочесать лес десятком человек не получится, и, скорее всего, помчались за подмогой. Но парня это уже не волновало.

Овраг закончился раньше, чем того хотелось. Перед Мишкой простиралось поле. За оврагом дымила пшеница. Оглядевшись, он заскочил в высокую рожь, и, пригнувшись, пошел наискосок к лесу.

Не рискуя разогнуться, он так и шел на полусогнутых, помогая себе руками. Отойдя довольно далеко, Мишка сел, и, стащив с себя осточертевший немецкий китель, попробовал разорвать его. Разодрать на полосы удалось только спину, и то с огромным трудом.

Кое-как замотав ступни добытыми из кителя полосами, Мишка облегченно вздохнул. Сбитые до невозможности ноги продолжали страшно болеть, дергать и гореть огнем, но стало определенно легче. Несмотря на боль, отмечавшую каждый шаг, он продолжал упрямо идти. Добравшись до леса на одном упрямстве, он наконец смог разогнуть простреливавшую болью из-за непривычного положения поясницу и выпрямить сводившие судорогами ноги. От разгоравшегося боя дрожала земля. Над головой натужно гудели бомбардировщики. Им навстречу неслись наши истребители. Завязался воздушный бой.

Позволив себе десять минут отдыха, Мишка, не обращая внимания на взрывы, поспешил в родное расположение.

Глава 14

Дорога, вдоль которой пробиралась Тамара, делала крутой поворот в сторону, противоположную расположению батальона, и она с тоской смотрела на светлую ленту, прорезавшую поля. Ночная прохлада окутала своим дыханием тревожно оглядывавшуюся по сторонам одинокую фигурку. Зубы застучали. Потерев озябшие плечи руками, девочка, оглядевшись, двинулась к своим. Какое-то время ей еще удавалось скрываться за кустами, но вскоре она была вынуждена выйти на незащищенную растительностью дорогу.

Открытые пространства теперь пугали Тамару. Было очень страшно выйти из таких успокаивающих, темных кустов, надежно скрывающих ее, на светлую ленту дороги. Девочка понимала, что будет видна издалека, и понадобится лишь один выстрел, чтобы она на этой дороге осталась навсегда.

Поежившись, Тамара глубоко вздохнула, и, крепко зажмурившись, в два прыжка добежала до дороги, пулей перелетела через нее и рухнула в спасительную траву за обочиной. Ничего не произошло. Никто не стрелял, немецкой лающей речи слышно не было. Приподнявшись над травой, Тамара внимательно всматривалась назад. Вокруг царила тишина.

Наконец решившись, девочка, дрожа, поднялась в полный рост. Сделала один шаг, второй, и, вдруг сорвавшись на бег, помчалась по полю, утопая в предутреннем тумане, белым покрывалом стелющимся по земле.