— Вот теперь и я буду, — улыбнулся мужчина, наливая супа и себе. — Дед Михей, может, ты на мою кровать ляжешь? Или давай я Анютку заберу, а ты на своей кровати спать будешь? Что ж ты на полу-то? Давай я на полу спать буду?
— Нет, Алёша, — качнул головой старик. — Мне с Аннушкой рядом быть надо. Коль боль станет ее грызть, я рядом быть должен, чтоб унять ее. Не надобно, чтоб силы уходили. Да и так ее поддерживать надо. И попить дать, и вообще… — дед Михей промокнул кусочком хлеба последние капли в тарелке и отправил его в рот. — Спасибо, накормил. Ну, налей мне отвара, а себе чего хочешь, да сядай. Помнится, ты просил рассказать тебе, нашел ли я Тамару? Все еще интересно? Аль не очень уже? — в уставших глазах старика мелькнула хитринка.
— Конечно интересно! И еще как! Но тебе-то не тяжко? Силы будешь на меня тратить, когда они Анютке нужны, — заерзал Алексей на стуле. — Может, потом, когда ей полегче станет?
— На воспоминания много сил не надобно, — улыбнулся старик. — Порой приятно вспомнить… ощутить себя молодым, полным сил. Нынче уж и это роскошь. Да и не успеть боюсь — старый я уж, время мое приходит. А рассказать охота. Глядишь, и вынесешь что для себя важное. Хочу, чтоб знал ты… Опосля Аннушке про прабабку ее расскажешь. Не знает она ничего, — он задумчиво уставился куда-то вдаль. — Похожи они. Очень похожи. И лицом, и характером, и по духу схожи сильно. Аннушка тож упрямая, ежели что решила — не повернешь, — улыбнулся он. — Гляжу я на нее, и словно Томка передо мной… Давай руку-то, чего ждешь?
Глава 5
Мишка лежал на чистых, хрустящих простынях и думал. Вот война. Вроде и страшно, и каждую минуту по краю ходишь, а все одно там проще было. Там тебя и покормят, и оденут, и постирают, и спать всегда есть где. О тебе командиры заботятся, думают за тебя. Жить проще. Да и понятно все: вот немец перед тобой — значит, враг, значит — убей. Или там предатель… Но все равно все просто и понятно. Есть свои, а есть враги. Всё, точка. Не надо думать, что тебе делать, как жить, что есть, где спать… Все четко и ясно. А тут теперь как?
Тут не война. И никому ты теперь, по большому-то счету, и не нужен. Никто тебя не ждет, никто за тебя не переживает. Никто не накормит, никто не скажет, что тебе делать и как жить. Да и друзья, и враги… Кто есть кто? Как теперь разбираться? И если вот ты четко знаешь: это враг, что с ним делать? Да и враги тоже… На войне враг — это враг. А теперь? Есть враг твой личный, а есть враг Родины. И как? Теперь не достанешь пистолет и не пристрелишь его, как бешеную собаку. Теперь нельзя. Война закончилась.
Мишка закинул руки за голову. Что же ему теперь делать? Вот воевал он. А дальше-то что? В школе он, считай, и не учился. Нет, читать, писать и считать он умеет. А что еще? Воровать. А еще? Ну… если подумать, многое: мысли, к примеру, умеет слышать, будущее видеть, прошлое, лечить умеет. Убивать умеет, страхами управлять. Может человека одним взглядом в мычащего идиота превратить. Может заставить его сделать что-то против его воли… Много чего может. Но это все то, что следует тщательно скрывать, прятать. Это то, о чем знают два человека, кроме него: Павел Константинович и Бирюк. Всё. И говорить об этом нельзя никому, если он хочет спокойно жить. А он хочет. Еще как хочет!
Хорошо тем, у кого есть семьи — им есть, куда вернуться. Хорошо тем, у кого есть дом — им есть, где жить. Хорошо тем, у кого есть профессия — они знают, чем им заняться. А он что? Ни дома, ни семьи, ни профессии. Кем он был? Вором. Что он умел? Воровать, следить. Хочет он так жить дальше? Тогда — хотел. Сейчас нет. Война многому научила. И украла у него четыре года жизни. Он научился, да. Научился любить и ненавидеть, научился ценить жизнь, любовь и дружбу. Научился ценить каждое мгновение, каждую секунду рядом с друзьями, с близкими. Научился верности и преданности. Научился любить свою землю, свою Родину. Научился ненавидеть. Ненавидеть подлость, лицемерие и предательство. Научился быть человеком. Человеком. И вором он больше не будет.
Нет, не зря Павел Константиныч взял с него обещание после демобилизации к нему приехать, ой не зря! Знал, что так будет. Знал, и не хотел, чтобы Мишка обратно на скользкую дорожку встал, и жизнь свою угробил. Хотел, чтобы парню было, куда ехать, чтобы Мишка знал, помнил, что его ждут.