Колдун 2

С забившимся в тревоге сердцем Мишка отскочил от окна. Судорожно оглядевшись, он, перескакивая через ступеньку, рванул наверх. Добежав до площадки верхнего этажа, он замер, сквозь лестничный пролет глядя вниз. Не рискуя больше подходить к окну, он боялся даже дышать. Ему казалось, что стук его сердца громом разносится по всему подъезду.

Открылась входная дверь, послышались девичьи голоса, неровные шаги и легкий стук трости, в пролете мелькнуло светлое платье. Парень затаил дыхание.

— Том, да ты чего? Голова заболела? — раздался незнакомый голос.

— Нет, ничего… Надюш, не волнуйся, все в порядке… — Томкин голос стал более глубоким, в нем появились новые нотки. Теперь его невозможно было спутать с полудетским голоском, к которому привык Мишка, но это все равно был ее, родной для него голос, пусть и повзрослевший.

Шаги приближались. На площадке третьего этажа они замерли. На стук открылась дверь. Снова стукнула трость, нерешительные, неровные шаги в сторону лестницы… Мишка отпрянул от пролета. Стараясь не издать ни звука, слился со стеной.

— Тамара? Что там? — раздался взволнованный голос Федора. — Тамара? Что-то случилось, дочь?

— Нет, пап, все хорошо… Показалось. Кошка, наверное… — растерянный голос девушки, поспешный стук трости… Наконец хлопнула дверь.

Мишка перевел дыхание и сполз по стеночке. Отерев со лба выступивший пот, он дождался, пока сердце чуть успокоится, поднялся и тихо, на цыпочках, стараясь не издать и звука, спустился вниз. Выйдя из подъезда, он неспеша пошагал к вокзалу.

Глава 10

— Как съездил, сынок? — обняла его Наталья Петровна, едва Мишка шагнул в дом. Его тут же обдало волной облегчения, затаенной тревоги, искренней радости и беспокойства за него. — Долго тебя не было, — покачала она головой, держась за его плечи и оглядывая со всех сторон. — Отец уж извелся весь, тебя ожидаючи… Похудел-то как… Повзрослел… — выдала она свой вердикт и, быстро смахнув выступившие слезы радости, засуетилась. — Ты руки-то вона вымой, да за стол сядай скорее, я тебя хоть покормлю с дороги-то… — тараторила женщина, быстро освобождая стол и тщательно натирая его чистой тряпицей. — Устал небось…

Мишка, в ответ крепко обняв и поцеловав в щеку названную мать, послушно отправился мыть руки и умываться.

— Хорошо съездил, мам, — гремя рукомойником и отфыркиваясь от воды, отозвался Мишка.

Уже с полгода прошло, как он стал звать Наталью Петровну матерью. Сперва-то он называл ее так только в разговорах с Иринкой и Андрейкой, а после, зимой, как-то так получилось, что однажды обратился к ней, как к матери. Потом снова назвал Натальей Петровной и заметил, как у женщины горько поджались губы. Не желая огорчать ее, он и стал звать ее матерью. А вот с Павлом Константиновичем не сложилось. И хотя Мишка искренне любил и уважал его как сын, а вот назвать отцом язык не поворачивался.

— Тамару нашел. Жива она. Сейчас фотографию покажу, — принимая полотенце из рук матери, принялся он рассказывать. — Ее один солдат удочерил, с которым она в госпитале познакомилась. Хороший дядька, и действительно ее любит, заботится о ней. Вылечил ее, на ноги поставил. Тамара учится, правда, шрамы остались и хромает она сильно, ходит с палочкой, но уже одно то, что на ноги встала после тех ран — уже чудо. Врачи-то до последнего не верили, что она вообще двигаться и говорить сможет. А она благодаря дядьке Федору и его жене выкарабкалась, — широко улыбнулся Мишка, усаживаясь за стол.

В ту же минуту хлопнула дверь, и в дом влетел светловолосый вихрь по имени Андрейка. С разбегу наскочив на Мишку, обнял его и, повиснув на шее, затараторил в ухо:

— Ура!!! Ты вернулся! А где ты был? А что видел? А ты правда на самолете прямо по небу летел? А как же облака? Самолет в них не врезался? А я так боялся, что твой самолет в облако врежется и упадет! Миш, а почему самолет летает и не падает? Папа сказал, что ты скоро вернешься, а я тебя ждал-ждал, чтобы на рыбалку сходить, а тебя все не было! А еще папка завтра сено косить станет, завтра все на сенокос пойдем, а я хотел на рыбалку, Санька вчерась знаешь какую рыбину поймал… Ой! — подпрыгнул получивший от матери мокрым полотенцем Андрейка, выпустив Мишкину шею. — Больно же!

— А ну геть отсюда, шпана подзаборная! — снова замахнулась полотенцем мать. — Брат тока приехать успел, так он ему роздыху никакого не дает! И поесть ведь парню не даст, паршивец!

— Тихо, тихо! — засмеялся Мишка, притягивая к себе Андрейку и прикрывая его руками от матери. — Я тоже соскучился по этому постреленышу! Мам, пусть он со мной побудет, ладно?

— Да он же тебе поесть спокойно не даст! — всплеснула руками Наталья Петровна. — Ни отдохнуть, ничего!

— Да я и не сильно устал, — заступился он за Андрейку. — И Андрейка молча кушать будет, правда? — взъерошил он волосы мальчишке. Тот поспешно закивал и ангелочком взгромоздился на табуретку, сложив на столе руки. И лишь взгляд, метавшийся по кухне, и быстро-быстро болтавшиеся ноги выдавали его нетерпение.

Мишка, заговорщицки подмигнув пацаненку, продолжил разговор с соскучившейся по нему матерью.