Колдун 2

«Знает, — наблюдая за все ниже опускавшей голову и нервно теребившей тонкими дрожащими пальцами свою юбку девушкой, понял мужчина. — Но почему не говорит? Боится? Боится… И сильно. Но чего? Неужели меня?»

«Боже, помоги мне… Зачем я только согласилась на разговор с ним? Он воевал… Наверняка был контужен… А если он сейчас набросится на меня? Если не сможет сдержаться? Ему терять нечего… Вся семья погибла, — в голове Кристины метались мысли, тревожным набатом колотясь в отзывавшиеся болью виски. — Да и что я ему расскажу? Что там был такой Менгеле… Доктор… Что он… „изучал“ их? Калечил одного близнеца и наблюдал за реакцией второго? Как делал уколы в глаза или как пытался из двух человек сделать одного, сращивая их вместе целиком либо частями? Или как несчастным детям пришивали чужие руки, ноги… — девушка всхлипнула и уткнулась лицом в ладони. — Я не смогу… Они были… живые… Они кричали… Это слишком страшно, чтобы рассказывать о таком… Тем более ему!» — из-под ее ладоней раздались сдавленные рыдания.

За столиком повисло тягостное молчание, прерываемое всхлипами девушки. Чуть успокоившись, она глотнула воды, принесенной Петром, и, вытерев слезы, боясь поднять глаза, всхлипывая, попыталась взять себя в руки, но в голову продолжали лезть непрошеные мысли, перед глазами встали запечатлённые на фотобумаге ужасные кадры.

«О Господи… Фотографии… Те фотографии, которые мы видели… Их же засекретили и передали военным! Много фотографий… Много описаний опытов… — в голове девушки снова заполошными птицами забились мысли и воспоминания. — Дети умирали. Кто сразу, кто чуть позже… Кто-то умудрялся выжить… Таких, как отработанный материал, отправляли в крематорий. Там были тысячи детей… Не только близнецов. Но близнецов особенно много на фотографиях… — девушка снова зябко охватила себя дрожащими руками. — Как хорошо, что у меня нет доступа к тем документам… Их у нас забрали сразу, как мы поняли, что это такое… И удалили из лагеря. Перевели сюда. Как хорошо, что перевели! Насколько здесь легче дышится! А там… там все о них напоминало. Об этих несчастных детях, о их страданиях… Как же раньше мы там работали? — Кристину забила крупная дрожь, с которой та никак не могла справиться. Так и не дождавшись от сидевшего, опустив на стиснутые в замок руки голову мужчины ни звука, она вздохнула. — А ведь Марию, ту, что переводила те документы… начала переводить… и поняла, что это… её тоже забрали и увезли. Я не знаю, куда… Она клялась и божилась, что больше никто это не видел… И мы молчали. Нас же тогда спрашивали, пытались выяснить, что мы знаем… А мы молчали, и нас оставили… А что, если это проверка? Что, если вот так пытаются вызнать, видела ли я те бумаги? И меня тоже увезут? Или расстреляют, чтобы никому не могла рассказать?» — у девушки в ужасе от догадки зашлось и остановилось сердце, через мгновение застучав с бешеной скоростью.

— Спасибо вам… За дочерей… Теперь я знаю… — вдруг прохрипел мужчина. — А мальчики? Что с ними? Они не были близнецами…

Кристина снова покачала головой. Сейчас она мечтала только об одном — оказаться от него как можно дальше. Но, понимая, что тот ждет от нее ответа, она, собравшись с силами, выдавила:

— Я не нашла их… Не знаю… — дрожащий, хриплый шепот выдавал с головой весь ее ужас, всю неуверенность, но девушка невероятным усилием воли, шмыгнув носом, заставила себя продолжить: — Очень много документов, записей было уничтожено, взорвано, сожжено… Часть спрятали сами заключенные, поплатившись за это жизнями, часть была найдена обгоревшими, часть настолько залита кровью… Мы переписывали эти обрывки в попытке восстановить такие документы… — Кристина помолчала, потом, не выдержав, подняла на Петра измученные, полные слез глаза. — Я пойду, ладно?

Петр только кивнул. Кристина поднялась из-за столика, и, развернувшись, поспешила к выходу. Петр, словно опомнившись, подскочил и, догнав ее в дверях, ухватил за руку.

— Подождите… Деньги… Сейчас… — суетливо зашарил он по карманам.

— Не надо… — покачала головой девушка. — Я не возьму… Я не знала, что ваши дети… там… — она всхлипнула и, прижав к губам руку, бросилась бежать.

Посмотрев ей вслед, Петр вернулся к столику и, сев, обхватил голову руками. Мишка был прав — все погибли. А Костик? Как же он умудрился выжить? И где его искать?

С утра мужчина отправился к лагерю. Если бы Мишка ему не сказал, что Костик жив, он бы уже развернулся и уехал — искать было некого. Но парень не ошибся ни в чем, ни разу. И у Петра в сердце горела надежда, не позволявшая ему сдаться и заставлявшая его переступать через свою гордость, через отчаяние, через боль… Заставлявшая переступать через всё, через все препятствия в поисках сына. Теперь он был уверен, что сын жив. Но где он?

В очередной раз попытавшись пройти в лагерь и снова получив резкий отказ, мужчина в отчаянии бродил по улицам города, не в силах найти себе место. Зайдя в один из магазинов, он бесцельно оглядывал его убранство. Женщина, стоявшая за прилавком, нахмурившись, не сводила с него глаз.

— Что вы ищете? — наконец не выдержала она.