– Гномих видела? – нарушила тишину знахарка, девушка очнулась от роящихся невнятных мыслей, граничащих со сном, и вяло угукнула. – А говорили страшные, молодые так вообще хорошенькие. А какие у них косы, завидки берут.
– Особенно когда никакой нет. – Айрин сказала это про себя, но Рада невольно дотронулась до собственной намокшей косы. Девушка поспешила ее успокоить. – Женщины, как женщины, эльфки тоже совсем не то, что о них говорят. Красивые конечно, но и среди людей такие бывают. Впрочем… эльфкам не завидуешь, не знаю почему.
– А людям завидуешь?
– Не знаю. Глупо это как-то, завидовать. – Айрин посмотрела в низкий сводчатый потолок. – Если у тебя чего-то нет, и обрести это нельзя, к чему тогда мучиться. А если можно, то обретай. Старайся, прилагай усилия… Хотя раньше был за мной такой грешок – зависть.
– К кому же? – поинтересовалась Рада. Лениво, без особого любопытства – просто так для поддержания разговора. Но Айрин неожиданно поняла, что ей нужно сказать это вслух, дать мыслям форму, конкретизируя содержание. Она подумала, изучая каменную кладку над головой, а та была чудесной. Гномы – умельцы, эльфы удавились бы от зависти, а потом сперли бы и идею, и воплощение, украсив спертое завитушками и дырочками для маскировки. И сказали бы, что сами придумали. А им бы поверили, потому что свод над головой был сер и строг и не притягивал взгляд, а эльфийские завитушки и дырочки чудо как хороши. Собственно это относилась не только к потолкам…
– Колдунам, колдуньям… Я завидовала и хотела стать как они. Владеть чарами, магией, левитировать ложки, творить огонь, распылять в пыль и создавать из воздуха.
– И к чему это относится? К тому, что невозможно и бессмысленно или к тому, что возможно и бессмысленно вдвойне?
Улыбка скользнула по осунувшемуся лицу девушки:
– И к первому и ко второму. Быть тем, кто ты есть, в сущности, не так уж и плохо. Мне начинает нравиться. А ты, Рада, завидовала?
– Смешно, но так же как и ты. Я была твоей ровесницей, когда только и думала о том, что будь мой дар хоть чуточку сильнее, Велимир взял бы меня в Инессу. Я завидовала и ревновала всех живущих там женщин. А потом…
Айрин ждала. Ждала довольно долго, будь на потолке завитушки и дырочки, успела бы рассмотреть не все, но многие. А так пришлось довольствоваться пляшущими тенями, которые кидали неверные язычки свечей.
– А потом я смирилась. Росла дочь, росла клиентура, и мне стало некогда думать об инесских ведьмах, ой, прости тебе должно быть неприятно…
– Мне все равно. Они и сами себя так называют иногда.
– А думалось мне о новой дохе, копить на нее или купить козу, а доху купит Велимир, если приедет в этом году. А если приедет, то когда приедет: осенью или в предзимье, и тогда в чем ходить в предзимье, а Наля выросла из всех платьиц и я перешила ей свои старые, но из чего перешивать себе…
– Тут и впору завидовать. – Подсказала Айрин.
– Да уже и не хотелось. – Рада поводила в воде пальцем, стало чуть горячее.
– А говоришь не колдунья.
– Это я и могу. – Грустно сказала она.
– А тебе мало? Я бы принялась судорожно мыться, пока вода совсем не остыла.
– Ну и это пора сделать, а то рассиделись курехи. Сейчас чешуей обрастем!
Девушка звонко расхохоталась и потянулась за мылом и мочалкой:
– Курехи и есть.
Выданное гномихами чистое платье едва закрывало колени и болталось на ней мешком, клетчатую поневу Айрин отбросила, как ненужную. Из-под платья виднелись сапоги во всем своем великолепии трудной жизни и постоянных лишений. Девушка закуталась в огромный платок, который гномихи наматывали так хитро, что он заменял им и шапку и плащ. В зале, теперь остались только колдуны, Орм беседовал с Майорином, Хельм просто сидел на низкой скамье, блаженно вытянув раненую ногу. Мага не было, поймав настороженный взгляд пришелицы, ответил Хельм:
– Да жив твой вражина, в баньке его отпарили, даже на человека стал похож. А то бледный, худой – цитаделец одним словом.
– А в кипятке сварить не забыли? Знаю я вас: хороший маг – мертвый маг.
– Так оно. – Согласился Орм. – Но как-то кипятка жалко стало, самим мало. А тебе как бадья? Звали же в баньку, чего кочевряжилась?
– С вами пойдешь, тогда меня бы сварили. – Айрин села рядом со старшим Фотиевичем, она и не заметила как научилась различать братьев. Орм был бодрее и злее, Хельм суровей, но спокойней. Вот и в баньку ее Орм звал, Хельм только снисходительно ухмылялся.
– А знахарка где? – спросил Орм.
– Ясно где, спать пошла. И тебе пора. – Ответил Хельм. – Пойдем, братец.
– Да не поздно еще вроде как… – пролепетала Айрин, но близнецы уже подобрались и вышли. Айрин кусала губы, а потом решилась и буркнула:
– Извини, я погорячилась…
Колдун не отвечал, она не поворачивалась, чтобы не смотреть в белые глаза.
– Не думай, что я раскаиваюсь. Но я наговорила лишку, пойми, жизнь этого человека, это не все, о чем я хотела сказать. Ивен не единственная причина. Ты встретил меня как чужую, хотя расставались мы иначе, неужели настолько все равно?
Колдун не отвечал.