Колдун и кристалл

— Трогайтесь. — Голос Ленджилла разительно переменился. Нарочитая властность напрочь исчезла. Похоже, он осознал (слишком поздно), что принял участие в игре, ставки в которой оказались чересчур высоки для него.

Они тронулись. И тут Роланд обернулся в последний раз. Презрение, которое увидел Джонас в этих холодных юных глазах, отстегало его сильнее, чем те кнуты, что многие годы назад, в Горлане, превратили его спину в лохмотья.

6

Когда они скрылись из виду, Джонас вошел в бункер, поднял половицу, под которой хранился арсенал молокососов, но обнаружил там только два револьвера. Пара шестизарядных, с темными рукоятками, несомненно, револьверы Диаборна, исчезли.

Ты на западе. Душа такого человека, как ты, не может покинуть запад. Ты будешь жить в изгнании и умрешь, как жил.

Руки Джонаса принялись за дело, разбирая револьверы, которые Катберт и Ален привезли с запада. Из револьвера Алена даже не стреляли, не считая пристрелочных выстрелов. Выйдя из бункера, Джонас разбросал отдельные части револьверов во все стороны, вкладывая в каждый бросок всю силу, пытаясь избавиться от ледяного синего взгляда и потрясения, испытанного от слов Диаборна. Он-то пребывал в полной уверенности, что его тайна погребена навечно. Рой и Клей могли о чем-то догадываться, но наверняка они ничего не знали.

А теперь, еще до заката солнца, всему Меджису станет известно, что Элдред Джонас, седоволосый регулятор с вытатуированным на руке гробом, всего лишь неудавшийся стрелок, не выдержавший экзамена на мастерство. Ты будешь жить в изгнании и умрешь как жил.

— Возможно, — Джонас смотрел на сгоревший дом, но не видел его. — Но я проживу дольше, чем ты, юный Диаборн, и умру, когда твои кости уже сгниют в земле.

Он вскочил на коня, развернул его, резко дернув поводья, и поскакал к СИТГО, где его ждали Рой и Клей. Поскакал быстро, но глаза Роланда не отставали от него.

7

— Просыпайся! Просыпайся, сэй! Просыпайся! Просыпайся!

Слова приходили из далекого далека. Даже когда ее начала трясти чья-то рука и Сюзан поняла, что проснуться придется, ей потребовалось немало усилий, чтобы разлепить веки.

Уже какую неделю она не могла выспаться, а тут крепко заснула, хотя на это не рассчитывала… особенно в эту ночь. Она лежала без сна в роскошной спальне в Доме-на-Набережной, ворочаясь с боку на бок. Ночная рубашка задралась вверх и сбилась комом под поясницей. Встав по малой нужде, Сюзан скинула эту мерзкую хламиду, швырнула в угол и забралась в постель голой.

Как выяснилось, именно шелковая ночная рубашка и мешала ей спать. Как только голова Сюзан коснулась подушки, она вырубилась. Именно вырубилась, а не заснула, провалилась в черную пустоту, где не было места даже снам.

И вот этот назойливый голос. Эта рука, трясущая ее с такой силой, что голоса моталась из стороны в сторону по подушке. Сюзан попыталась отползти в сторону, свернуться калачиком, прижав колени к груди, протестовать, но рука продолжала ее трясти. Не утихал и голос.

— Просыпайся, сэй! Просыпайся! Во имя Медведя и Черепахи, просыпайся!

Голос Марии. Сюзан поначалу не узнала его, потому что Марию что-то очень расстроило. Такого с ней раньше не случалось, но теперь Сюзан почувствовала, что девушка на грани истерики.

Сюзан села, вырвавшись-таки из объятий сна, но соображала еще плохо. Одеяло свалилось ей на колени, обнажив грудь, но она даже не попыталась прикрыться.

Прежде всего ее удивил свет, вливающийся в окна, яркий. Не сразу, но она поняла, в чем дело: никогда она так не залеживалась в кровати. Боги, сейчас уже часов десять, а то и позже.

А еще крики, доносящиеся снизу. До дворце мэра обычно царили тишина и покой. До двенадцати часов слышалось лишь цоканье копыт лошадей, которых конюхи выводили на утреннюю прогулку, шик-шик-шик метлы Мигуэля, подметающего двор, да постоянный гул прибоя. В это утро тишина сменилась криками, проклятиями, топотом копыт уносящихся лошадей, взрывами злобного смеха. Что-то происходило за стенами ее комнаты, может, не в этом крыле дворца, но неподалеку: Сюзан слышала, как по коридору бегали люди в сапогах.

И кто поразил ее, так это Мария. Ее смуглое лицо посерело, а обычно аккуратно причесанные волосы висели патлами. Только землетрясение, подумала Сюзан, могло помешать ей привести себя в порядок.

— Мария, что случилось?

— Тебе надо уходить, сэй. В Доме-на-Набережной тебе оставаться опасно. Может, лучше вернуться домой. Не увидев тебя раньше, я решила, что ты уже ушла. Ты выбрала неудачный день для спанья.

— Уходить? — переспросила Сюзан. Медленно натянула одеяло чуть ли не до самого носа, уставилась на Марию широко раскрытыми глазами, с опухшими от сна веками. — Что значит уходить?

— Через хозяйственный ход. — Мария вырвала одеяло из рук Сюзан, оголив ее до лодыжек. — Как ты делала раньше. Скорее, мисси, скорее! Одевайся и уходи! Эти парни уже не страшны, но вдруг у них есть друзья? Что, если они вернутся и убьют и тебя?

Сюзан уже вставала, но тут ноги стали ватными, и она плюхнулась на кровать.

— Парни? — прошептала она. — Какие убили парни? Какие убили парни?