Колдун и кристалл

Сюзан все это видела не единожды. Ее отец долгие годы занимал пост главного конюха феода и частенько ездил в Дом-на-Набережной по делам. Много раз он брал с собой любимую дочь. И, похоже, зря. За эти годы она многократно видела Харта Торина, но и он видел ее ровно столько же. Отсюда и результат! В итоге в матери своему сыну он выбрал девушку, на пятьдесят лет моложе его самого.

Слишком уж легко она согласилась на сделку… Нет, так, пожалуй, сказать нельзя, это будет несправедливо по отношению к ней… но уж особо не горевала, это точно. Подумала, выслушав доводы тети Корд: В общем-то невелико дело, учитывая, что удастся снять арест с земель… наконец-то получить во владение участок на Спуске… зафиксировать в документах, один будет храниться в нашем доме, второй — в архивах Раймера, что земля принадлежит нам. Да, и еще лошади. Только три, все так, но на три больше в сравнении с тем, что у нас сейчас есть. А что на другой чаше весов? Лечь с ним в постель раз или два, выносить ребенка, как вынашивали до меня миллионы женщин безо всякого ущерба для себя. В конце концов он не мутант и не прокаженный, а всего лишь старик с хрустящими суставами. Это же не навсегда, и, как говорит тетя Корд, я еще смогу выйти замуж, если будет на то согласие времени и ка. Я буду не первой женщиной, которая придет в постель мужа уже матерью. Я же не стану из-за этого шлюхой! Закон гласит, что нет, но закон тут мне не указ. Последнее слово остается за сердцем, а сердце говорит, что ради земли, принадлежащей отцу и трех лошадей, чтобы скакать по ней, можно стать и шлюхой.

Был и другой момент. Тетя Корд сыграла, и теперь Сюзан это понимала, сыграла безжалостно, на невинности младенца. Именно на младенца упирала тетя Корд, маленькую крошку, которая появится у нее. Тетя Корд знала, что Сюзан, только-только расставшаяся с куклами, с энтузиазмом воспримет идею завести собственную живую, говорящую куклу, которую можно кормить и одевать, спать с ней в жаркий летний день.

А вот старуха этой ночью предельно ясно сказала ей то, о чем умолчала Корделия (возможно, в силу своей невинности она об этом не подозревала, но Сюзан как-то в это не верилось): Торин хотел не просто ребенка.

Ему нужны сиськи и зад, которые не расползутся под его руками, и шахта, которая обожмет то, что он в нее затолкнет.

От одного воспоминания об этих словах у нее зарделось лицо. Сюзан шагала в темноте, луна уже зашла. Желания петь или бежать, подобрав подол, не возникало. Она согласилась, предполагая, что все будет, как при спаривании домашнего скота: самца и самку держали вместе, «пока семя не попадало куда надо», а потом разделяли. Но теперь она знала, что Торин может вновь и вновь возжелать ее, мало того, обязательно возжелает, а закон, неукоснительно выполняемый двумя сотнями поколений, прямо указывал, что он будет ложиться с ней в одну постель, пока она, доказавшая свою чистоту и целомудрие, не докажет, что ребенок тоже чист… что это нормальный ребенок, а не мутант. Сюзан наводила справки и знала, что проверка эта обычно проводится на четвертом месяце беременности… когда животик становится виден даже под одеждой. И решение выносить Риа… а Риа ее невзлюбила.

Теперь она не могла дать задний ход… после того как согласилась на формальное предложение канцлера, после того как эта ведьма признала ее чистой и целомудренной. Но сожалела о своем согласии. Думала она о том, как Торин будет выглядеть без штанов, с костлявыми, в седой поросли ножонками, как у журавля, о том, как захрустят его колени, спина, локти, шея, когда они лягут в постель.

И костяшки пальцев, не забывай о костяшках.