— Ну о чём… Чистый заговор против самодержавной власти императора. Причём одновременно колдовской и политический. Дарья-то, оказывается, была короткое время любовницей Петра, потом он уже её князю Долгорукому передал. Или подарил, не знаю. Она же крепостная. Кирилл хотел над Дарьей и Харитоном колдовской смертельный обряд провести, чтобы Петра ослабить. Ментально. Поэтому они на усадьбу ночью и напали. А дворню перерезали, чтобы свидетелей не оставлять. Правда, я не совсем понял, при чём здесь Харитон, но факт остаётся фактом. Ну вот. А тут мы их почти достали в Люблино, которое этому Кириллу и принадлежало со всеми потрохами. Он там свои колдовские порядки навёл. По завету учителя, так сказать. Короче, помешали мы им, повезло. А если бы обряд был совершён, то на пути следования Петра Алексеевича на Каспий вторая группа заговорщиков, уже чисто политическая, должна была совершить на него покушение. Удачное, понятно. Ментально-то царь Пётр был бы сильно ослаблен. А где пробой в ментале, там и пуля лёгкую дорожку найдёт. Как-то так, в общем. Получилось, что мы с Симаем царя спасли в некотором роде, и он это оценил. Дарья же с Бертраном… Кто их знает, что с ними стало. Перед самой отправкой в будущее я шепнул Брюсу о том, что в Москве, очень вероятно, завелось вампирское гнездо иностранного происхождения. Пусть, мол, проверит информацию и примет меры. Жалко же ни в чём не повинных москвичей. Это Бертран нас уверял, что не пьёт человеческую кровь. А те, кто из него вампира сделал? Да и не известно на самом деле, врал Бертран или правду говорил. Очень может быть, что и врал.
— И что Брюс? — спросил отец Николай.
— Кивнул, и всё. У меня сложилось впечатление, что он знает. А раз так, то беспокоиться больше нам было не о чем.
— Понятно, — сказал отец Николай. — Что-то начинает проясняться. И это «что-то», скажу вам прямо, мне не нравится. Сдаётся, не врёт легенда.
И он поведал присутствующим о ведуне Самовите, легенда о котором издревле живёт среди русских православных священников и передаётся из поколения в поколение.
Было это, якобы, на самой заре крещения Руси, в пору правления Владимира Красно Солнышко. Жил в одном городе, неподалёку от Новгорода молодой сильный ведун по имени Самовит. Самовит был влюблён в девушку по имени Зоряна. И быть бы свадьбе, но Зоряна окрестилась в веру Христову и сказала ведуну, что не выйдет за него, пока он тоже Христа не примет. Однако не мог Самовит предать веру предков и отправился на капище Велеса, чтобы испросить у бога совета. Там его уже поджидал дьявол. Он соблазнил ведуна долгой, почти вечной жизнью, а тот взамен обещал вредить, как только можно, новой вере. Потому как не мог стерпеть того, что церковь христианская рушила языческих идолов и капища, а Зоряна, в которой воплотилась только-только народившаяся душа русского народа, не захотела выйти за него замуж, а согласилась пойти за молодого греческого священника Григория, который недавно прибыл в город. Самовит подстерёг и убил Григория, а сам исчез, присвоив себе имя убитого. Говорят, именно он околдовывал потом русских князей, входя к ним в доверие под разными личинами и во многом способствовал тому, что Русь к приходу орд Батыя оказалась разобщена. И вообще изрядно сделал на протяжении веков «хорошего» и для православной церкви, и для государства российского. Все, кто вступал с ним в схватку, гибли, потому что помогает колдуну сам дьявол. А победить его раз и навсегда может лишь тот, кто бесстрашен, крепок в вере, силён и ловок в бою, чист душой и в чьём сердце живёт великая любовь. Или колдун, превосходящий его по силе.
— Брюс! — в один голос воскликнули Симай и Сыскарь.
— По вашему рассказу выходит, что от Брюса он сбежал к нам, — сказал отец Николай. — А уж в нашем-то времени точно второго такого колдуна нет. Даже близко. Мы бы знали. Под «мы» я подразумеваю русскую православную церковь.
— Жуть вообще-то, — подала голос Ирина. — Языческий колдун и аватара России. Сделка с дьяволом и вечная жизнь, полная зла и ненависти. Скажите мне, что я сплю.
— Я тоже поначалу думал, что сплю, — сказал Сыскарь. — Ничего, Иринка, привыкнешь.
— Легко сказать, — пробормотала девушка. — Но меня не только это беспокоит.
— А что ещё?
— К парикмахеру я не сходила. Не успела за всей этой кутерьмой. Теперь места себе не нахожу, извелась вся.
— Это так важно? — удивился Сыскарь.
— Ещё бы. Сам подумай. Впереди, очень может быть, нас смертельный бой ожидает, а у меня голова не в порядке. Ужас.
Мужчины молча переглянулись. Аргумент превосходил их понимание. Или лежал в совершенно иной плоскости бытия. И с этим ничего нельзя было поделать.