Колдун из клана Смерти

Он без сожаления отбросил мешок к стене.

– Боюсь, кто-то здесь заслуживает наказания, – зловещим голосом произнес Бальза. – Я до глубины души возмущен, что меня не включили в список приглашенных на вашу маленькую вечеринку. Неужели вы думали, что я пропущу встречу Нового года в кругу семьи?

Он взял со стола ближайший бокал.

– Думаю, стоит выпить. Йохан! Напомни, за что мы сегодня пьем?

– За величие тхорнисхов, нахттотер! – прогудел Чумной от двери. Он не спускал глаз с подобравшегося Альгерта.

– За величие тхорнисхов, господа! Истинных тхорнисхов и их грядущую славу! – он поднял фужер и увидел, что никто из сидящих за столом его не поддержал. – Ну?! Пейте!

Хранья демонстративно не притронулась к крови, Альгерт с решительным видом вылил содержимое бокала на пол. У седого Гунтрама от страха стучали зубы, Фавст вцепился побелевшими пальцами в край стола и едва сдерживался, чтобы не броситься на нахттотера.

– Впрочем, вы правы, – в оглушающей тишине произнес Миклош. – Пить такую дрянь! От нее несет падалью. И вы считаете себя великим кланом Нахтцеррет?! Надеждой Основателя?! Ха! Какие из вас Золотые Осы, если вы готовы лакать эти отбросы! – он с отвращением посмотрел на пищу. – Они достойны лишь пожирателей крыс!

Противоположная дверь в зал распахнулась и на пороге, с невозмутимостью сытой пантеры, возникла Норико. За ней, как всегда, следовали две неотлучные тени.

По воздуху растекся запах просыпающейся магии тления.

– Не советую! – резко бросил Миклош. – Я запихну вам заклинания в глотки и отправлю вместе с ними в небытие! Как это уже произошло с господами Вильгельмом и Апечем.

Но его не услышали. Три «Черепа забвения» ударили одновременно с разных сторон. Их вой заглушил предостерегающий крик Храньи. Господин Бальза одним движением пальца нейтрализовал угрозу. Рэйлен, в руках которой появилась алебарда, ударила ближайшего к ней атакующего.

Тот был сильнее, старше и опытнее, чем она и простым ударом кулака разбил призрачное оружие и бросился на девчонку посмевшую встать на его пути к Миклошу. Но Рэйлен, отшагнув назад, ударила заклинанием, которому ее обучил Бальза. Невидимые стальные пальцы сдавили шею нападающего, тот задергался и захрипел.

С двумя другими бунтарями расправилась Норико. Первый, перескочивший через стол, угодил в «Паутину тлена». Опутанный липкими разьедающими нитями, он воплем метнулся к портьере, запутался в ней и сорвал вместе с карнизом. Зал наполнился удушающим смрадом гниющей плоти.

Бригитта, последняя из напавших, попыталась бежать, выпрыгнув в окно, но с потолка упала длинная, очень похожая на волосы Норико веревка. Она, точно змея, петлей закрутилась вокруг шеи жертвы и вздернула ее к потолку…

– Остановитесь! – крикнула Хранья своим последователям. – Немедленно!

Альгерт метнул на нее недовольный взгляд, но не посмел ослушаться приказа и убрал «Смех Ракшаса*.

– И вы хотели выступить против меня?! – презрительно произнес нахттотер. – Вы?! Жалкие подобия, насмешка над кровными братьями, слабаки! Убирайтесь!

И, видя, что никто не торопится, рявкнул:

– Вон, я сказал!!!

– Оставьте нас, – негромко приказала Хранья, заметив, что у брата от бешенства начинают белеть глаза.

Заговорщики потянулись к выходу. Альгерт, прошептав «как прикажете, нахттотерин», вышел последним. Услышав его слова, Миклош с насмешливым видом изогнул брови.

Норико изящно села на один из стульев и с пристальным интересом разглядывала лежащую на столе белую розу, окропленную кровью. Немного подумав, она осторожно взяла цветок и, стараясь не стряхнуть рубиновые капли, поставила в прозрачную бутыль с узким горлышком, на четверть заполненную кровью. Прожилки нежных лепестков налились алым, запульсировали, словно артерии, и роза стала багряной.

– Выйдите все, – приказал Миклош. Дождался, когда они с сестрой окажутся наедине, обогнул разложившийся труп, распахнул окно, впустив в зал свежий, морозный воздух, прогоняющий удушливый смрад.

– Тебе идет роль паяца, брат, – мрачно сказала Хранья.

– Totus mundus agit histrionem, soror.[47] – усмехнулся Бальза и произнес на древнем, давно забытом всеми языке маркоман: – Так, значит, нахттотерин…?

Хранья не ответила. Миклош улыбнулся.

– Как единоличная власть в лице нахттотерин сочетается с теми разряженными олухами, что сейчас тебя окружали? Решила возродить Десять Гласов? Зря. Одетые в крашеные простыни идиоты, так и останутся одетыми в крашеные простыни идиотами. Не больше и ни меньше. Надо жить настоящим, а не прошлым, Хранья.

– Это – твое настоящее?! – она, с отвращением указала на труп возле его ног, а затем кивнула на повешенную. – Или это? Ты убиваешь братьев! Ради чего? Настоящего?! Или будущего?!

Он разочарованно вздохнул, сбросил маскарадный костюм, оставшись в свитере и брюках.

– Это не настоящее, не будущее и даже не прошлое. Это – ничто. Капля в море, о которой через два дня никто не вспомнит. Отродье расплатилось за собственную глупость. Они не мои братья. Всего лишь блаутзаугеры, посмевшие выступить против меня.

– Может быть, и я ничто? Не твоя сестра? – холодно процедила Хранья.