Колдун из клана Смерти

Паула почувствовала странное стеснение в груди. Словно перед ней приоткрылся уголок занавеса, за которым, без зрителей, среди прекрасных декораций разыгрывался великолепный спектакль… Нет! Это она играла в какой-то дурной постановке, а здесь текла настоящая жизнь, наполненная смыслом. Здесь не предавали, не изворачивались, не интриговали… Здесь создавали ту самую красоту, о которой велось столько пустых разговоров в реальности. Девушка с ясным лицом и нежной улыбкой сама казалась ожившим произведением искусства.

– Твоя ученица уже почувствовала искушение свободы, – с лукавой улыбкой заметил Леонардо, прищурившись и глянув на Паулу.

– Истинному творцу часто не достает свободы. – Александр пристально посмотрел на фэри, и та поспешно опустила взгляд, подозревая, что ослышалась. Было трудно поверить, что маэстро назвал ее «истинным творцом» всерьез.

– Преграда существует лишь в ее голове. Подойди ко мне, девочка, – велел флорентиец неожиданно.

Взволнованная Паула поднялась, положив на сидение кресла папку с рисунками. Приблизилась.

– Не применяй свою силу для убийства, – произнес великий мастер мягко. – Иначе ты разрушишь себя.

Фэри промолчала. Оправдываться не имело смысла. Обещать не использовать магию для защиты или нападения она не могла. Видимо, Леонардо понял это.

– Сейчас не говори ничего, но подумай. Художник не имеет права создавать смерть. Ни своими творениями, ни самой своей жизнью.

– Но как тогда я буду защищаться?! – с горячностью спросила девушка.

– Научись созерцать мир, и тогда он сам защитит тебя. Принимай то, что он дает тебе…

Паула кивнула, глядя в прекрасные, мудрые глаза Леонардо. Хотя знала – стоит ей покинуть волшебный дом гения и вернуться в свою обычную жизнь, она начнет сомневаться в его словах…

Выйдя из зала, Александр со спутницей оказались на широкой лестнице. И пока они спускались, сияние за их спинами постепенно меркло. Исчез теплый аромат апельсинов. Стихли воркование голубей. Прошло несколько мгновений, прежде чем Паула поняла, что на ее плечи падает снег. Подняв голову, девушка увидела ночное небо, подсвеченное яркими огнями города. Оглянулась. И оступилась бы, если бы Александр не поддержал ее.

Дом Леонардо исчез, так же как и лестница, по которой они шли. За спиной остался лишь продуваемый ветром узкий переулок.

Последняя ступенька превратилась в обледеневший тротуар.

Маэстро накинул на плечи ученицы полушубок, который нес, перекинув через руку, и направился к машине. А юная фэри стояла на ветру, чувствуя, как все еще звенят в душе золотые огоньки чужого мира…

В особняке шла шумная подготовка к балу-маскараду. Молодые фэриартос, весело болтая, украшали дом к предстоящему празднику. Разноцветные гирлянды из живых цветов увили колонны. Под потолком переливались гроздья прозрачных шаров, наполненным мерцающим светом. Отовсюду свисали золотые и серебряные ленты серпантина. Кто-то, не удержавшись, уже швырнул несколько горстей конфетти, и крошечные сияющие сферы поблескивали на полу и в цветочных букетах.

В бальном зале, наполненном запахом хвои и мороза, многократно отражаясь в зеркалах, стояла огромная ель. Каждое ее отражение отличалось от предыдущего. В одном – лесная красавица была засыпана снегом, над которым летали голубые искры. В другом – освещена рубиновыми огнями. В третьем – увешана хрустальными звездами и рождественскими ангелами. В четвертом – на ветках висели золотые яблоки, и каждое из них медленно распускалось сверкающим подсолнухом. С потолка падали хлопья снега и таяли в воздухе, не долетая до пола.

Раньше Паула непременно приняла бы участие в предпраздничной суматохе. Александр всегда поручал ей руководить украшением дома.

Но в этот раз маэстро захотел, чтобы она оставалась с ним.

Бесплодные попытки ученицы понять принципы магии фэриартос, приносившие ей столько мучений, завершились. Теперь она знала, что пытался обьяснить учитель. Красивые туманные образы, которые он показывал ей, неожиданно обрели пугающе четкие формы. И с этого дня она сама могла наполнять их жизнью.

Александр тоже стал ближе и понятнее. Паула чувствовала, он хочет, чтобы она превратилась из послушной, благоговейно внимающей воспитанницы, в кого-то гораздо более близкого.

В кабинете учителя было тихо. На стене, по-прежнему, висела картина неизвестного художника, а за окном разливался жаром испанский полдень.

Девушка прислонилась плечом к косяку, глядя на облака, подсвеченные красноватыми лучами, и воспоминание неприятно кольнуло ее. «Не применяй свою силу для убийства…»

– Маэстро, откуда Леонардо мог знать, что я сделала? Вы же не говорили…

Александр, неторопливо зажигавший свечи в высоком подсвечнике на столе, покачал головой.

– Я не говорил. Но истинный художник может не только изображать движения души на лице портрета, но и замечать даже их тень в модели.

Паула тут же полезла в сумочку, достала пудреницу и посмотрела в зеркало. На ее лице не было заметно никаких компрометирующих теней.