Колдун из Салема

— Я не знаю, — пробормотал я. — У меня была… какая-то галлюцинация.

— Галлюцинация? — Говард нахмурился и впился в меня взглядом. — Ты кричал, Роберт.

— Кричал?

Он кивнул. Его лицо было очень серьезным:

— Да. Ты… выкрикнул какое-то имя. Ты ничего не помнишь?

Я попытался вспомнить, но все, что осталось в моей памяти, — это тот подвал и девушка, которой был я сам… И то ужасное существо…

Я застонал: как только я попытался вспомнить то, что видел, более детально, видения в моей памяти затуманились. Перед моим мысленным взором маячило лишь смутное изображение чего-то черного — колышущейся, блестящей, какой-то живой черноты, состоящей из слизистой плоти и сверкающего рога, похожего на клюв попугая. Но и это видение вдруг стало расплываться, как только я попытался припомнить его получше, словно что-то хотело помешать мне воскресить в своей памяти это чудовище. Тем не менее, даже то немногое, что я все-таки сумел вспомнить, было само по себе ужасным.

— Чарльз, — сказал Говард. — Ты несколько раз отчетливо выкрикнул «Чарльз». Ты этого не помнишь?

— Я ничего не помню, — пробормотал я. — Только лишь…

По комнате прошло какое-то быстрое волнообразное движение. Быть может, это было не движение в физическом смысле этого слова. Оно было похоже на мимолетное, очень быстрое вздрагивание, колыхание, и мне при этом показалось, что стены и потолок выгнулись, а линии очертаний комнаты искривились каким-то жутким, непостижимым для человеческого разума образом… На мгновение дом как будто охватило дыхание другого, чуждого нам мира — мира, проникающего в наше сознание только в виде теней и расплывчатых призраков. При этом у меня возникло ощущение, что дом, в котором мы находимся, — живое существо.

Затем все это исчезло.

Говард, ахнув, отпрянул назад.

— Что это было? — спросил он. — Это…

Пол вдруг снова колыхнулся, и опять это движение невозможно было реально ни увидеть, ни почувствовать так, как это обычно происходит при помощи органов чувств, словно оно совершалось в непостижимом для человека измерении — в каком-то особом измерении бытия.

Говард побледнел. Его рот приоткрылся, но он не произнес ни слова, а лишь уставился вытаращенными от изумления глазами мимо меня на стол.

Я медленно обернулся, чувствуя, что меня охватывает необъяснимый, но все возрастающий страх. Я даже не задумался над тем, что ж я мог там увидеть: быть может, чудовище, которое мне мерещилось, или же Болдуина, чудесным образом воскресшего из мертвых… Но ничего такого ужасного, что могло прийти мне в голову, позади меня не оказалось. На первый взгляд все оставалось обычным. И лишь затем с моих губ сорвался вопль ужаса.

Все столовые приборы находились на тех же местах, где мы их оставили, когда наш ужин был неожиданно прерван. Но они начали странно меняться!

Остатки еды на тарелках сгнивали на глазах. На них образовывалась беловатая плесень, тут же увеличивавшаяся и превращавшаяся в водянистую и разбухшую, похожую на раков массу, причем так быстро, что казалось, что эта масса — живая. На серебряной поверхности блюд и ваз появлялись пятна, фарфор тускнел и трескался. Скатерть превратилась в серую пыль. Казалось, что время вдруг стало течь в сто тысяч раз быстрее, чем обычно…

Однако подобные изменения происходили не только с тем, что находилось на столе. Они, как разбегающиеся от упавшего в воду камня круги, стали распространяться по всей комнате. Ковер под нашими ногами превратился в труху. Книжные полки начали трескаться, книги — разваливаться, превращаясь в пыль и маленькие клочки чего-то непонятного. Громко щелкнув, оборвалась цепь, на которой висела люстра. Говард успел отдернуть меня в сторону лишь за секунду до того, как стокилограммовая громадина из стекла и полированного хрусталя рухнула на стол и разнесла его в щепки.

— О господи, Говард, что это? — ахнул я.

— Не знаю, — ответил Говард. — Да это меня и не интересует. Мы должны отсюда как-то выбраться, причем быстро!

Последние слова он уже прокричал. Одна из книжных полок, расположенных у дальней стены, с треском и грохотом развалилась: ее древесина прогнулась и треснула под собственным весом и по всей длине, как при цепной реакции, по ней побежали трещины. Это было похоже на то, как падают одна за другой выстроенные в ряд костяшки домино, стоит только толкнуть первую из них. Трещины распространились на соседние полки, которые тоже начали изгибаться и разваливаться, издавая при этом стоны, словно от боли. Поднялось облако пыли, и все пропало из виду. Я закашлялся, в страхе втянул голову в плечи и, почти ничего не видя, вслед за Говардом и Рольфом стал тыкаться то влево, то вправо. Библиотеку с каждой секундой заполнял все больший хаос, мелькали в судорожном движении щепки разлетевшейся древесины, осколки камней и пыль.