Колдун из Темногорска

О, Господи, как банально. Она расстегнула ворот платья и показала плетеное ожерелье.

– Теперь я могу слышать чужие мысли, если прикоснусь к человеку.

– Ты читала мои? – нахмурился Алексей.

– Да, но только, когда держала тебя за руку. И… и… мне показалось нечестным дольше это скрывать. Так что учти на будущее. Со мной опасно.

– Давно открылись подобные способности?

– Иван Кириллович подарил мне ожерелье. После этого всё и началось.

– Иван Кириллович? – переспросил Стеновский. – В тот вечер, когда ты была у меня?

Лена кивнула.

– Еще он показывал мне церковь на дне тарелки, – добавила зачем-то.

Упоминание о церкви произвело впечатление. Стен задумался. Лена заложила руки за спину, чтобы не поддаться искушению.

– Церковь? А что еще ты видела?

– Озеро… сосны…

– Странно.

Он больше ничего не сказал. Пауза затянулась.

– А ты? – тут только она спохватилась. – Тоже читаешь мысли?

Стен отрицательно покачал головой.

– Нет. В каждом человеке ожерелье открывает особенный дар.

– И что ожерелье подарило тебе?

– Ничего. Я глух к тем силам, что управляют ожерельем. Люди с подобной глухотой – случай редкий. Быть может, один на тысячу. Так Гамаюнов… то есть Иван Кириллович мне объяснил.

– Да, что ни говори, Лешенька, ты у нас редкий экземпляр. Получается, все участники вашего проекта носят такие ожерелья?

– Нет! – Алексей затряс головой, давая понять, что предположение Лены просто смешно. – Насколько я знаю, пока такое ожерелье только у меня… – Опять он вернулся к прежней теме: – Послушай, Иван Кириллович лично не присылал тебе приглашение и анкеты?

– Вновь ответ отрицательный, – рассмеялась Лена, и вдруг почувствовала обиду: оказывается, её должны были позвать на пир, но почему-то забыли.

– Я скажу тебе больше, чем остальным: страну ждет острейший кризис. Но если нам удастся сделать то, что мы задумали, его можно будет преодолеть. Мы вернем то, что было потеряно – зря растраченные силы и уничтоженные жизни. Не буквально, конечно. Любая смерть – это пустота. Безвременная, насильственная смерть – пустота вдвойне. Растраченная зря жизнь – пустота. Бессмысленная стройка – пустота. Бездарная книга, заказное кино, крах идеалов – пустота. Вокруг вакуум. Мы не задыхаемся только потому, что каждый натянул на голову мешок и нюхает клей – какой кому по вкусу. Но мешки вот-вот сдернут. И мы либо задохнемся, либо заполним все таким дерьмом… – Стен помолчал. – Так вот наш проект – это попытка заполнить пустоту. Но не новой идеологией. Мы должны опередить время и стать другими людьми. Когда мир будет падать, мы сумеем остановить падения, подпереть плечом. Мы будем знать, что делать, когда всех прочих охватит смятение. Для непосвященных это звучит как бред, но, клянусь, все еще можно исправить.

– Так говорит Иван Кириллович?

– Да, так говорит Иван Кириллович Гамаюнов. Ты должна ехать со мной.

– Раз не позвали – значит не должна.

Алексей покачал головой:

– Сегодня ты меня просто удивляешь.

– В каким смысле? В хорошем или в плохом?

Вместо ответа он привлек ее к себе.

– Теперь я услышу, что ты думаешь, – напомнила Лена.

– Ну, так услышь.

«Я хочу поцеловать тебя», – прозвучало отчетливо, как будто он сказал об этом вслух.

«Так целуй…» – отвечала она.

Стен ждал – не слышал ее мысленного ответа.

– Чего же ты медлишь? – спросила она вслух.

Она чувствовала себя такой уверенной и впервые – в чем-то превосходящей Стена.

Кафе было большим и неуютным. Задуманное как центр молодежного досуга, оно почти всегда пустовало. Ребята предпочитали тусоваться на лестницах, чем сидеть в этом холодном здании, похожем на помесь сборочного цеха с дешевой столовкой. Высоченные потолки и огромные окна не добавляли уюта. Здесь не было ни блеска, ни полумрака, ни атмосферы таинственности. Не было и музыки. Ничего, кроме скуки. Коктейли по весьма неумеренным ценам и пирожные, вид которых навевал воспоминания об уроках кулинарии в школе, не могли привлечь посетителей.

– Говорят, на Западе, когда девушка с парнем идет в кафе, то платит за себя сама, – сказала Лена.

Об этом им рассказывали в школе на лекции как пример ненормальных человеческих отношений в странах гниющего капитализма.

– Не волнуйся, мы еще в России, и я за тебя плачу, – засмеялся Алексей.

– Все-таки тебе здорово повезло, – сказала Лена, когда они перенесли за свой столик стаканы и тарелочки с закусками. – Ты уже сейчас в числе избранных. А потом вообще будешь среди элиты.

– Повезло? – удивленно вскинул брови Стен. – В чем?

– То, что ты написал эти листовки и на демонстрации раскидал. Тебя преследовали, а теперь ты герой. Пока еще не для всех, конечно, но…

– О чем ты говоришь! – Алексей передернулся. – Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти? Полгода меня обливали помоями, угрожали всеми мыслимыми и немыслимыми карами, шантажировали. Возмущенные «идейные граждане» подкараулили меня у дома и переломали шесть ребер. Меня повалили в лужу и пинали сапогами. Я пытался драться с этими козлами, а они хохотали. Я… – он задохнулся от унижения и махнул рукой.