Правду сказать, в этот момент я больше доверял Ольгиному переводу, чем собственной красноречивой болтовне. Ведь давно известно, что, если говорить напористо, дерзко, с огоньком, смысл слов доходит лишь фрагментами. Цепляется важными словами, выделенными интонацией или выкриком. Ольга просто бубнила, в то время как я зашелся ораторским пылом, гася в себе прилив адреналина. Продолжая двигаться вперед, я нарочно делал так, чтобы толпа еще больше расступилась вокруг меня. Все предыдущие планы и мысли, интриги и подобранные слова осыпались, как карточный домик. Я импровизировал, тянул время, занимал выгодную позицию, уже точно решив для себя, что буду делать.
— Одни из вас пришли с рыцарем и наемниками, которые работают за деньги. Их я не уважаю, но и претензий к ним не имею. Другие когда-то присягнули на верность своему королю. Урге, если не ошибаюсь. Ведь так зовут этого выскочку?! Будь он достойным королем, то битва, которая так резво началась и к началу которой я опоздал, так бы до сих пор и продолжалась. Но вдруг в вас всех зародилось сомнение! Почему вы должны драться друг против друга? Почему ваши дети, жены и старики должны стать свидетелями братоубийственной резни. Я вам отвечу. Ваш король — клятвопреступник. Он чуть не опозорил род Бьерна, но я, как равный Бьерну, могу смыть это позорное пятно…
— Хольмганг! — выкрикнула Ольга и указала кинжалом на стоящего возле резного столба высокого блондина с топорами в обеих руках.
Толпа расступилась еще больше, образуя неровный круг. Ольга прошлась вдоль этого круга гортанно и, тоже повышая тон, договаривала собственную версию перевода. Затем остановилась возле меня.
— Хольмганг — это дуэль. Урге слабак. Ты с ним легко справишься, какое бы оружие он ни выбрал.
Возбужденные люди стали смещаться в стороны, разбредаться на кучки. Звон оружия прекратился повсюду. Женщины и старики выходили из неприметных сараюшек в таком количестве, что не понятно становилось, как они до этого туда все поместились. Все они бросились разбирать кучу избитых вояк, выискивая своих родных. Пугливо шарахаясь от устало бредущих в обнимку братьев-близнецов, прыснула во все стороны вездесущая ребятня и помчалась занимать все возвышенные места. Откуда-то из толпы вышел Скосарь с двумя стрелками, они стали раскладывать позади меня оружие, все, которое только могли собрать. Копья, булавы, палицы, мечи, топоры, пики. Туда же, в эту кучу железа, я отбросил и свой молот. Мартын с Наумом, устало присев прямо на землю рядом с этим арсеналом, стали перебирать оружие, откладывая поврежденное. Со стороны Урге происходило примерно то же самое. Я прикинул шансы и решил, что в данной ситуации доспех только помешает. Взяв у одного из своих стрелков короткий нож, я стал срезать крепежные ленты верхних накладок. Вовремя сообразивший, что я делаю, Скосарь помог разобраться с винтами на кирасе и вороте. Скинув с себя всю тяжесть железа, я остался голым по пояс в суконных стеганых брюках и сапогах со стальными наголенниками. Молодые воины, образовавшие круг, предусмотрительно попрятали оружие и теперь нехотя пропускали вперед старейшин под охраной уцелевших стрелков. Мои бравые рязанцы держали винтовки на изготовку. Расчищая путь и покалывая нерасторопных зевак штыками, они подвели старцев к Ольге. Она тут же, выразительно жестикулируя, заговорила с ними. Деды в ответ что-то бубнили, но в основном одобрительно кивали. Один из стариков подошел ко мне и стал что-то говорить. Подоспевший Сурт, все еще трясущийся от страха, стал переводить.
— Уважаемый Скалли говорит, что он помнит последний Хольмганг и знает правила. Тебе, как колдуну, нельзя применять свои заклинания и обряды. Битва должна вестись только оружием.
— Скажи ему, — попросил я толмача, — что это колдовство понадобится скорее Урге.