Колдун на завтрак

— Ух ты ж, кого до нашей хаты сквозным ветром принесло! Неужто сам новый зять губернатора? Приглядел девицу, генеральскими эполетами дорожку к венцу выложил да с ходу из армии в невестино поместье? Приданого небось неслабо отвесят? Ох и скользок же ты, хорунжий… Но ничё, ничё, не тушуйся, паря, я тя одобряю! Таким, как ты, всё одно в казачьем полку не место, нет в тебе честолюбию воинского!

— Всё? — кротко уточнил я.

Он кивнул, видимо, ничего большего заранее не придумал. Вон даже дядины цитаты в речугу вставил, значит, долго готовился. Поаплодировать, что ли…

— Текст ничего, пробивает. А вот актёрское исполнение подкачало. Пыла нет, праведное негодование недотянуло, презрительности маловато. Репетируй. Вернусь, повторишь ещё раз.

Он покраснел, побурел, схватился за нагайку, но поздно.

— Если что, я у дяди. — Мне одним ловким движением удалось захлопнуть дверь так, чтобы чудом не прищемить ему нос. Хотя оно бы и стоило, но я же не зверь — своих калечить…

Мой дородный родственничек чаёвничал, сидя на оттоманке и облокотясь на подоконник. На невысоком табурете, накрытом чистенькой скатертью, стоял походный самовар тульского производства, начищенный и пофыркивающий берёзовым дымком. Василий Дмитриевич мечтательно смотрел вдаль, на соседнюю улицу, на силуэты высоких яблонь с янтарной позолотой, и даже отставленная глиняная кружка с чаем явно остывала за полной ненадобностью в этой пасторальной открытке — старый седой военный с густыми усами, в генеральском мундире, накинутом на широченные плечи, наслаждается минутой покоя…

— Здорово дневали, ваше превосходительство!

— А-а, это ты, Иловайский, — в некой мечтательной замедленности отозвался дядя. — Заходи, любезный, присаживайся, выпей чаю со стариком…

— Как прикажете, — козырнул я, озираясь по сторонам. — А где старик-то?

— Всё шутки шутишь, балагуришь, веселишься… Ох, Илюшка-Илюшка, и я по молодости такой же шебутной был. То верблюда на гору загоню, то инструмент соседский плотницкий в реку до Чугуева сплавлю, то, мимо хаты будущей тёщи проходя, в окошко ей чё ни есть смешное… Эх, пролетели, пробежали годики, как сквозь пальцы вода, и запомнить-то не успел, и обернуться недосуг было. Да ты садись, чё навытяжку стал. Дай мне с тобой хоть когда по-родственному побалакать…

Я опешил. То есть парочка-тройка язвительных замечаний так и вертелась на языке, но, с другой стороны, в таком сентиментальном состоянии моего геройского дядю поймать — это ж какая редкость несусветная! Легче добыть гравюрку Наполеона в нижнем белье, чем убелённого годами казачьего генерала в окурении романтическими флюидами.

— Дядя, вы в порядке? — на всякий случай предварительно уточнил я. — А то у меня тут разговор серьёзный, а вас как будто в розовый сироп окунули и сахарной пудрой сверху присыпали. Что пили сегодня?

Он посмотрел на меня так нежно, так ласково и так всепонимающе, что я волей-неволей заткнулся. Пододвинул оттоманку, присел на краешек и послушно сложил руки на коленях.

— О молодости ушедшей тоскую, и эту печаль водкой не прополощешь. Маргарита Афанасьевна — младшая дочка губернаторская — собою мила и прелестна, аки ангел, на землю спустившийся. Глядел я на неё и сердцем грозным оттаивал. Щебечет, как пташка божия, талию двумя пальцами обхватить можно, смешлива да игрива, ещё по-французски лопотать обучена, а уж когда за фортепьяны села и Брамса с Бетховеном пальчиками умелыми изобразила, так я… Эх, да что я, где ты был, дубина неразумная?! Такая партия пропадае-эт…

— Ну так и женились бы сами. Вы уж сколько лет вдовствуете… — вякнул я, но дядя не обиделся, а лишь беззлобно потрепал меня по загривку.

— Дурной ты, Иловайский, сам от своего же счастья бегаешь. Ну зачем ей, девице молоденькой, такой сивый мерин, как я? И её зазря губить, и мне на старости лет свои седины позорить. Уж такой красе небось посвежей да покрасовитее пара требуется. Сам губернатор намекал, дескать, наслышан он о твоём участии в спасении иконы Рильской Божьей Матери. Лично на тебя поглядеть любопытствует. Шанс-то какой, а?

— А можно обо всём этом как-нибудь в другой раз? Например, завтра? Или в конце недели, а лучше к Рождеству? У меня сейчас другие насущные проблемы, покруче матримониальных. Помните, как мы с Прохором в прошлом месяце Зверя завалили? Ну того, что пастушонка порвал и… Дядя, вы меня слушаете, нет?

— Да слушаю, слушаю, — отвернувшись, покивал он. — Вон глянь-ка, что за собака здоровая, серая у нас по двору ходит? Приблудная, что ль…

Я, не дослушав, вскочил на ноги и чудом успел оттолкнуть дядюшку от раскрытого окна, когда страшная призрачная гиена одним прыжком влетела в горницу. Вот ведь неугомонная кобелина!

— Это что ещё такое?!

— Это то, о чём я и хотел с вами поговорить.

— Так что ж не поговорил?!

— А когда? Вам бы всё о свадьбе да женитьбе!

Гиена хрипло захохотала и, чуть подпрыгивая на тающих ногах, двинулась к нам. Два выстрела в упор грянули, слившись в один! Ни я, ни старый генерал не промахнулись, но только один пистолет был заряжен серебром, а на свинец эта тварь особо не реагировала…