Мы приехали в какой-то лагерь, кучу военных палаток, техника, везде ходят разумные. В основном в форме, но попадаются и гражданские — видимо целители, не приписанные к армейским частям, а выдернутые прямо из больниц и госпиталей в связи с прорывом. Света тянет меня куда-то вглубь лагеря, мы идём минуты две, а потом залетаем в одну из больших палаток. Там нас ждёт человек, старик, ему лет двести, если не больше, совсем дряхлый. Но все волосы сохранил — грива седых волос заплетена в заумную косичку, и откинута назад. На нём чёрная форма тех, кто работает с тёмной магией, армейский вариант. Из оружия — только нож и пистолет в кобуре на боку.
— Света, что за спешка, ты выдернула меня прямо из операции! — Ругается он, и я замечаю, что форма подпалена в разных местах.
— Иннокентий Петрович, это очень важно, помогите этому разумному, приказ оттуда… — Она многозначительно показывает палец вверх.
Старик недоверчиво смотрит на меня и демонессу, потом подходит и уже внимательней сканирует тело суккубы своими серыми прищуренными глазами. Чернокнижники — целители которые работают с тёмной магией. Они не имеют связи с инферно, но как я успел понять — Тьма пронизывает все планы бытия, поэтому чернокнижник может каким-то образом работать с преисподней. Не так как я или другой колдун, напрямую, а посредственно.
— Хм, боюсь… — Начинает он.
— Что угодно, старик, я готов на всё, можешь меня в жертву принести, потом диссертацию напишешь по этому поводу. — Рычу на него, перебивая.
Он долго думает, морщится, когда я начинаю снова рычать, и говорит наконец:
— Молодой человек, вы создали связь между вами, очень криво, но признаться, для недоучки и слабосилка неплохо. Я могу укрепить её, но это понесет за собой необратимые изменения в вас, и в суккубе.
Вопросительно смотрю на него, поторапливая, и он поясняет:
— Вы будете чувствовать друг друга, ваши резервы будут объединяться, возможно даже мысли сможете угадывать. И это навсегда. Но самое главное — боль и смерть. Вы будете ощущать боль друг друга, любое покалывание, что уж говорить о каких-то сильных ощущениях. А если умрёт один из вас — то второй почти сразу последует за ним.
Я напряжённо думаю. Мне не спросить девушку, я не знаю будет ли она согласна на это. Можно прямо сейчас пожертвовать собой и надеяться, что всё получится. Но это будет значить что то, что она сделала — было зря. Времени всё меньше.
— Делай, старик, делай свою связь. — Шепчу ему я. — Она должна жить.
Иннокентий Петрович кивает, и приглашает нас к себе за спину. Там две медицинских кушетки. Я осторожно кладу девушку на одну, мне не хочется её отпускать, но приходится. Сам лажусь на соседнюю. Боковые захваты для рук и ног сами наползают на наши конечности, старик только фиксирует голову специальным ремнём — мне и суккубе. Потом вставляет кляпы нам в рот, и тоже фиксирует на хитрый замочек.
— А работу по этому случаю я всё-таки напишу. — Говорит он задумчиво, что-то готовя на столике для инструментов.
Я расширяю глаза, но сказать уже ничего не могу, дед то мог и с катушек съехать, принесёт сейчас нас обоих в жертву своим тёмным богам, и запишет в пропавших без вести после прорыва. Я нервничаю, да ещё и Света поворачивается и уходит из палатки.
Но я зря волновался. Старик поворачивается к нам, и у него в руках ничего нет. Он подходит и встаёт между нашими лежанками, использует какое-то заклинание, и кожа у меня на груди заживает от ожогов, и в это место он кладёт свою холодную ладонь. Потом рвёт одежду второй рукой на демонессе, и тоже кладёт ей руку на грудь. Чуть позже приходит боль. Страшная, невыносимая, выдёргивающая душу боль. Изгибаюсь на кушетке, пытаясь вывернуться из рук этого садиста, но ремни держат крепко, и через минуту, показавшейся мне вечностью, я теряю сознание.
Просыпаюсь от солнца, которое светит в лицо через окно палаты. Я спал сидя, не раздеваясь, прямо так, положив голову на кровать Янаи и держа её за руку. Я не отхожу от неё уже третий день, в сознание она так и не пришла — но теперь я знаю, что всё будет хорошо. Я просто не могу этого не знать — чувствую буквально каждую клеточку её тела. Мне даже кажется, что мы видим одни и те же сны. А я раньше не задумывался — видят ли демоны сны?
Теперь знаю, что, как и все разумные — видят. Телекинезом закрываю шторку реанимационной палаты, и солнце больше нам не мешает. Девушка сейчас выглядит как раньше — все повреждения и изменения, которые были вызваны отдачей мне жизненной энергии, исчезли. Я всё время сижу и смотрю на её лицо, перебираю её аккуратные пальцы, и жду, когда же уже она очнётся. Страх что это не произойдёт, всё ещё остаётся. Я даже отложил визиты к родным, просто узнал, что у них всё нормально и больше не связывался. И всё для того, чтобы дождаться, когда девушке станет лучше.