Колдунья

— Кажется, здесь насилие более приемлемо, чем на востоке Америки, — сказала она. — Именно этим мне и не нравится запад.

— Здесь много разных людей, разных нравов, разной крови… все время какие-нибудь изменения… когда ветер часто меняет направление, то обязательно разразится буря.

Пока они сидели и смотрели на Санта-Фе, Фрэнсис увидела группу кавалеристов, спускавшуюся вниз с горы. Пряжки, эполеты, сабли и ружья светились, когда солнечные лучи попадали на них.

— Они возвращаются с учений?

— Возможно, или же они гонялись за индейцами, возвращая их в резервацию.

Упоминание об индейцах вызывали неприятные воспоминания у Фрэнсис.

— Индейцы часто убегают?

— Время от времени. Бывает, их даже запирают в резервации.

— Как ужасно, — потрясла она головой. — В конце концов, ведь они живут на той земле, которую сами впервые освоили.

— Апачи — чирикахуа, живущие на юго-западе, тоже создают здесь проблемы, — сказал Чако. — Они все еще не отказались от своей свободы. Время от времени они совершают набеги на ранчо.

— Джеронимо случайно не из чирикахуа? — спросила она. Даже на востоке Фрэнсис слышала об этом великом вожде племени. — Его все боятся.

— Есть за что. Он ведет войну с тех пор, как мексиканская армия убила его семью, — говорил Чако и смотрел прямо на нее. — Его истинное имя: Гойяхкла, и он мой дядя.

Фрэнсис вытаращила глаза. Значит, Чако родом из самой дикой и коварной группы апачи. Наверное, от них унаследовал свою стойкость, силу и неистовое самообладание?

— Вы когда-нибудь встречались с ним? — спросила она.

— Пару раз. Когда я был мальчишкой, летом моя мать иногда брала меня с собой, когда ехала к чирикахуа. В 1851 году мы поехали с ней на юг сразу после того, как была вырезана вся дядина семья. И вот, когда, сидя у реки, он оплакивал свою семью: мать, жену и троих детей — он вдруг услышал голос, который четыре раза позвал его — Гойяхкла. Для апачи четыре — это магическое число. И этот голос сказал ему, что пуля никогда не сразит его.

Не зная, что и думать о людях, которые слышат какие-то голоса, она постаралась не показать своего замешательства и тактично спросила:

— У него было видение?

— Что-то вроде того.

— И мне кажется, вы поверили в это.

— А почему нет? У меня тоже были видения, и не раз…— Затем он объяснил точнее: — Это были сны или ощущения того, что что-то случится.

— Предчувствия? — Она вполне могла бы допустить такое. Ведь Руби рассказывала ей о том, что Магдалина тоже может предсказывать события. Она спросила: — Ну и как, предчувствия сбывались?

— Да, конечно. — Ответ был решительным и недвусмысленным.

Для Фрэнсис все это было очень интересно. У Чако была неизменная вера в свою собственную интуицию. Возможно, и это, наряду с другими качествами, создавало его ореол силы.

— А у вас никогда не было видений или вещих снов? — спросил он, повернувшись к ней.

Она отрицательно покачала головой:

— Даже если и было, боюсь, я вряд ли поверила бы в это.

— Почему?

— Мой отец-священник.

— Прообраз святого.

— Таково общее мнение, — проговорила она и быстро продолжала: — Но он был таким властным, и я не согласилась ни с одной из его теорий. Я думаю, что многое из церковных правил и отношений более вредны и пагубны для человека, нежели полезны. После моего разрыва со своим собственным отцом вряд ли я бы смогла поверить во что-то подобное.

— А с чем именно вы не были согласны?

— Ну, например, я не была согласна с чрезмерно строгим соблюдением каждого правила, хотя и ради самого себя же. Поставленный в такие жесткие рамки, человек вряд ли может испытывать радость или быть естественным, непринужденным в обыденной жизни. Я также не была согласна с отношением церкви к некоторым людям, например, к женщинам… или индейцам.

Чако кивнул:

— Вчера вы сказали, что правительство все время притесняет индейцев.

Как хорошо она знала об этом. Она часто вспоминала те отдельные эпизоды своего детства, которые оставили неизгладимый след в ее душе.

— Когда я была ребенком, мой отец был священником в резервационном лагере. Правительство переправило с запада индейцев, согнав их с насиженных мест. Отвратительная картина. А мой отец и другие миссионеры считали, что индейцы, не являющиеся христианами, заслуживают, чтобы с ними обращались не лучше, чем со скотом.

— К тому же они не были людьми с белым цветом кожи.

Она согласилась и продолжала: