Колдунья-беглянка

Нужный дом она отыскала исключительно с помощью чутья. Медленно опустившисьсь пониже крыши, Ольга подлетела к окну интересующего ее человека, присутствие которого почувствовала по некоему, говоря обычным языком, ореолу, и провела сверху вниз сложенными лодочкой ладонями. Створки высокого окна с явственным скрипом растворились. Ольга, паря в воздухе горизонтально, вплыла внутрь, одним движением пальца затворила за собой окно и, извернувшись, прочно встала на обе ноги.

Господин флигель-адъютант Вистенгоф, особа, пользующаяся благорасположением императора, безмятежно посапывал в полном одиночестве, лежа на спине.

Бесшумно приблизившись к постели, Ольга простерла руки над головой спящего и зашептала:

– Спи-усни, спи-усни, водой текучей, ленивой тучей, плывущей неспешно, песком, струящимся тихо, заклинаю…

Она помаленьку проникала в сознание спящего, полностью устанавливая над ним власть, подчиняя, перестраивая его сны, как театральные декорации…

Результат сказался очень быстро: спокойное, безразличное лицо спящего изменилось, на нем расплылась глуповатая, блаженная улыбка. И было от чего: адъютант сейчас шагал по опушке благолепного, красивого леса, залитой солнцем, усыпанной разноцветными яркими ягодами, калейдоскопически пестрыми цветами – большей частью совершенно фантазийными, не имевшими аналогов в земной флоре. Адъютанту было покойно, хорошо, даже умилительно…

Там, во сне, Ольга вышла ему навстречу – с распущенными волосами и обаятельнейшей улыбкой, с венком из ромашек на голове, в просторном платье из прозрачной тончайшей ткани, способном свести с ума мужчину что во сне, что наяву. Судя по обалдело-восторженному лицу адъютанта, он проникся должным образом. Полное впечатление: если бы сон зависел исключительно от него, он стал бы чертовски предприимчив – но этим театром распоряжалась Ольга, а потому адъютант вопреки собственным побуждениям так и остался стоять по колено в цветах. Ольга вернула ему толику самостоятельности – и он чуточку растерянно пробормотал:

– Кто ты, красавица?

Бывает порой, что человек даже во сне прекрасно осознает, что видит сон. Но Ольга создала у адъютанта полную иллюзию другого состояния: когда всему происходящему во сне веришь, как доподлинной реальности.

Подойдя вплотную и обворожительно улыбаясь, она прошептала чарующим голосом:

– Я – здешняя лесная фея, милый Мишель. Я обитаю под сенью безмятежно шумящих крон, среди многоцветья радуг, преломляющихся в каплях утренней росы… Пища моя – нектар из чашечек цветков, а занятие мое – любовь…

И произнесла еще несколько подобных высокопарных фраз из безнадежно устаревших романов прошлого века, решив, что изрядной долей старинной, ныне смешной вычурности действия не испортишь. В конце концов, кто сказал, что явившаяся во сне фея не имеет права изъясняться в духе романов, умилявших наших прабабушек?

Распоряжаясь каплей предоставленной ему свободы, господин адъютант во сне повел себя довольно решительно: не вступая в куртуазные разговоры, без лишних церемоний сграбастал Ольгу в объятия и принялся вольничать руками обстоятельно и недвусмысленно. Какое-то время она не сопротивлялась, охваченная озорной мыслью: а что будет, если ему не препятствовать? На что это будет похоже во сне?

Но вовремя вспомнила, что явилась сюда не развлекаться, и вновь взяла руководство происходящим в свои руки, то есть решительно высвободилась из дерзких объятий и, взяв адъютанта за руку, заставила опуститься в высокую траву. Грациозно прилегла рядом, опираясь на локоть, обволакивая собеседника лучезарным, пленительным взглядом.

– Милый Мишель, – проворковала она, – я вам буду принадлежать нынче же… Но давайте сначала поговорим. Я беспокоюсь за вас, мой рыцарь… Да-да, от меня мало что можно утаить. Мне достоверно известно, что завтра вам предстоит нелегкая миссия…

– Пустяки, право, – сказал Вистенгоф с бахвальством, наверняка свойственным ему и наяву, поскольку сон не более чем продолжение и отражение яви. – Всего один удар кинжалом, который навсегда освободит империю от тирана…

– Завтра, разумеется? На больших маневрах?

– Конечно. Все подготовлено с величайшим тщанием. Я буду стоять на обычном месте в свите, за спиной нашего сатрапа, и как только двинутся с места преображенцы, история Российской империи самым решительным образом переменится. Это мне суждено ее переменить!

– Я несказанно восхищена тобою, милый, – пролепетала Ольга, лежа в грациозной позе и ради вящего эффекта спустив с левого плеча край прозрачного просторного платья так, чтобы у адъютанта без посторонних понуканий отшибло остатки здравого соображения даже во сне. – Кто бы мог подумать, что мне суждено полюбить столь великий исторический персонаж… Ты как тираноборец в древней истории, мой славный Брут… А что будет потом, когда не станет тирана?

Она чуточку освободила Вистенгофа – ровно настолько, чтобы он вновь начал вольничать руками.