Колдунья из Даршивы

— Когда вы узнали о Воле и Слове? — продолжал Белгарат.

— О чем?

— О волшебстве.

— Вот как вы это называете? — Сенджи задумался. — Полагаю, этот термин более точный. Воля и Слово — мне это нравится! Звучит приятно.

— Ну так когда же? — повторил вопрос Белгарат.

— Очевидно, в пятнадцатом столетии. Иначе я умер бы в обычном возрасте.

— Вы не получили никаких инструкций?

— Кто мог инструктировать меня в пятнадцатом веке? Я просто случайно наткнулся на это.

Белгарат и Белдин вновь обменялись взглядом. Потом Белгарат вздохнул и прикрыл глаза ладонью.

— Такое иногда случается, — сказал Белдин. — Некоторые действительно просто на это натыкаются.

— Знаю, но вот что удручает: вспомни столетия, в течение которых наш Учитель обучал нас, а этот парень взял и подобрал все готовенькое. — Белгарат посмотрел на Сенджи. — Почему бы вам не рассказать об этом подробнее? — предложил он.

— По-твоему, у нас есть на это время, дедушка? — спросил Гарион.

— Мы должны создавать время, — сказал ему Белдин. — Это была одна из последних заповедей нашего Учителя. Каждый раз, когда мы встречаем кого-либо, случайно наткнувшегося на тайну, мы должны все хорошенько расследовать. Даже боги не знают, как это происходит.

Сенджи соскользнул со стола и заковылял к покосившейся книжной полке. Порывшись в книгах, он вытащил самую растрепанную.

— Простите, что она в таком состоянии, — извинился он. — Ее несколько раз потрепало взрывом. — Алхимик вернулся к столу и раскрыл книгу. — Я написал это в двадцать третьем столетии, — сказал он. — Я заметил, что становлюсь рассеянным, и покуда это еще было свежо в моей памяти, запечатлел все на пергаменте.

— Разумно, — одобрил Белдин. — Мой угрюмый друг в последнее время страдает провалами в памяти. Конечно, этого следует ожидать от того, кому уже девятнадцать тысяч лет.

— Ты подсчитал? — ядовито осведомился Белгарат.

— По-твоему, тебе еще больше?

— Заткнись, Белдин.

— Нашел! — объявил Сенджи. Он начал читать вслух: — «В течение следующих четырнадцати столетий Мельсенская империя процветала, находясь в стороне от теологических и политических распрей, раздиравших западную часть материка. Мельсенская культура была светской, богатой и просвещенной. Рабство оставалось ей неведомым, а торговля с ангараканцами и их подданными в Каранде и Далазии была чрезвычайно прибыльной. Старая столица Мельсена стала главным центром образования».

— Простите, — прервал Белгарат, — но разве это не прямое заимствование из «Императоров Мельсена и Маллореи»?

— Разумеется, — без всякого смущения ответил Сенджи. — Плагиат — первое правило науки. Пожалуйста, не прерывайте.

— Простите, — извинился Белгарат.

— »Но, к несчастью, — продолжал Сенджи, — некоторые мельсенские ученые обратились к колдовству. В основном они сосредоточили свои усилия в области алхимии». — Он посмотрел на Белгарата. — Отсюда начинается оригинальный текст. «Мельсенский алхимик, косолапый Сенджи, случайно использовал колдовство в процессе одного из опытов».

— Вы говорите о себе в третьем лице? — спросил Белдин.

— Это была традиция двадцать третьего века, — объяснил Сенджи. — Автобиографии считались проявлением дурного вкуса и казались нескромными. Скучное было время. Я зевал почти целое столетие. — Он вернулся к чтению. — «Сенджи, алхимик пятнадцатого века в университете столицы империи, славился своей глупостью». — Он сделал паузу и недовольно заметил: — Эту фразу нужно изменить. Впрочем, и следующие не лучше. — Сенджи с отвращением продолжал: — «Откровенно говоря, его эксперименты чаще превращали золото в свинец, чем наоборот. Будучи разочарованным очередным опытом, Сенджи случайно превратил медную водопроводную трубу весом в полтонны в чистое золото. Сразу завязались дебаты, в которых приняли участие отдел денежного обращения, отдел приисков, факультет оздоровления, колледжи прикладной алхимии и сравнительной теологии. Их целью была организация контроля над открытием Сенджи. Лет через триста участникам диспута пришло в голову, что Сенджи не просто талантлив, но, по-видимому, бессмертен. Отделы, факультеты и колледжи пришли к выводу, что во имя науки следует попытаться убить его, дабы удостовериться в этом факте».

— Неужели они это сделали? — воскликнул Белдин.

— Еще как! — мрачно усмехнулся Сенджи. — Мельсенцы любознательны до идиотизма. Они пойдут на все ради доказательства какой-нибудь теории.

— Ну и что было дальше?

Сенджи снова ухмыльнулся — при этом его длинный нос и острый подбородок почти соприкоснулись.

— »Хорошо известному дефенестратору*note 1 было поручено выбросить старого алхимика из высокого окна одной из башен административного здания университета, — продолжил он чтение. — Эксперимент имел тройную цель: (а) узнать, действительно ли Сенджи неуязвим, (б) какие меры он предпримет, дабы спасти свою жизнь, падая на мощенный булыжниками двор, и (в) не поможет ли это раскрыть тайну умения летать, благо у него не останется альтернативы». — Косолапый алхимик оторвался от текста. — Я всегда гордился этой фразой, — сказал он. — В ней идеально соблюдены пропорции.