Колдунья из Треугольного переулка

– Музыку Небесных Сфер, – торжественно провозгласил Людвиг Зоргенталь,

– Токатта и фуга ре минор!*– и серьезно добавил:

– Под эту музыку человек способен возвыситься до состояния Бога.

– О! – восхищенно воскликнула Анна, – я буду вам очень признательна, господин Зоргенталь, ведь моя давняя мечта наконец-то исполнится!

– Людвиг, для вас просто Людвиг, – поправил ее музыкант.

– Тогда и я – просто Анна, – дружески улыбнулась ему молодая женщина и с уважением добавила:

– Я не знала, что среди ваших талантов есть еще и этот, ведь игра на органе – удел немногих.

– Я играю и на органе, и на всех сопутствующих ему инструментах, – с гордостью ответил Людвиг Зоргенталь.

– А какие инструменты вы имеете в виду? – с интересом взглянула на него женщина.

– Все клавишные инструменты, сударыня, – склонился перед ней в поклоне Людвиг Зоргенталь, – абсолютно все.

– Неужели? – по-детски восторженно хлопнула в ладоши Анна. – И на клавесине?

– Так точно, – рассмеялся музыкант, и на клавесине, и на клавикорде. – Но поскольку на дворе девятнадцатый, а не семнадцатый и даже не восемнадцатый век, то чаще всего – на фортепьяно[19].

– Но правомерно ли, – нерешительно взглянула на музыканта Анна, – исполнять музыку Баха на современном фортепьяно, если она написана для других инструментов? Ведь это нарушение авторской воли, кроме того, не искажается ли звуковой облик и содержание произведения?

– Вы правы, но только отчасти, любезная Анна, – заметил Людвиг Зоргенталь. – Большая часть клавирной музыки* XVII-XVIII веков действительно предполагает клавесинное исполнение, но согласитесь, – внимательно взглянул он на свою собеседницу, – что в фортепианном звучании музыка приобретает совсем иное качество, и совсем не случайно уже в конце XVIII века композиторы и музыканты стали остро ощущать потребность в новом клавишном инструменте. Бах же настолько гениален, что его музыка перерастает возможности всех существовавших в то время музыкальных инструментов, и я полагаю, что клавирные пьесы Баха, за исключением тех, где он указал конкретный инструмент, можно исполнить на любом клавире, в том числе и на фортепьяно, вы разве так не считаете?

– Что я могу считать или не считать, – развела руками Анна, – если сам великий маэстро утверждает это?

– Благодарю вас, – поклонился музыкант, – в таком случае позвольте мне также утверждать, что орган, – и он, с чувством сделав ударение на этом слове, в экстазе поднял вверх свои прекрасные глаза, – превосходит все инструменты вместе взятые!

– Возможно, – согласилась Анна, ведь я еще никогда не слышала, как звучит орган.

– Не «возможно», а так оно и есть, – с воодушевлением воскликнул музыкант. – Этот уникальный инструмент обладает уникальным многоголосием и колоссальными тембровыми возможностями, недаром великий Моцарт называл его королем музыкальных инструментов.

– А вообще-то, любезная Анна Йосифовна, – уважительно взглянул он на нее, – я не думал найти в такой очаровательной женщине еще и тонкого ценителя музыки.

– Вы мне льстите, маэстро, – улыбнулась Анна, – но мне приятно, я действительно очень люблю музыку и знакомство с таким выдающимся музыкантом для меня большая честь.

Анна и Людвиг Зоргенталь расстались весьма довольные новым знакомством и, произведя друг на друга самое приятное впечатление, условились встретиться вновь на церемонии открытия новой лютеранской церкви.

Однако планам этим, ввиду неожиданно открывшихся новых обстоятельств, осуществиться не привелось.

Глава 7. Жизнь Анны круто меняется

Неожиданное письмо из Франции с официальным уведомлением о том, что Анна Гурович зачислена на медицинский факультет Сорбонны, прозвучало как гром с ясного неба. Первым эту новость сообщил Анне фельдшер Натанзон.

– Не поеду! – решительно отказалась молодая женщина. – Как это не поедешь, когда деньги уплачены? – едва не задохнулся от возмущения Яков.

– Что ж поделаешь, – поджала губы Анна, – придется извиниться перед отцом.

– Причем здесь отец? – уперев руки в боки, пошел в наступление фельдшер. – Отец здесь вовсе не причем, во-первых, это больница за тебя вписалась. А во-вторых, – многозначительно поднял он вверх свой палец, – я точно знаю, что все деньги и за твое обучение, и за проживание оплатил сам Аркадий Константинович из своего собственного кармана, все, до последней копеечки! От этого сообщения Анна вспыхнула и, залившись краской, чуть не плача, воскликнула:

– Как я могу ехать, если у меня ребенок на руках?!

– Ты девка, чего, совсем умом рехнулась? – зашипел на нее фельдшер. – Какой ребенок? Приблуда эта?

– Дядя Яков, если вы будете так говорить о Лизоньке, я к вам больше не подойду! – гневно заявила Анна и возмущенно добавила:

– Никогда! Так и знайте!

– У тебя совесть есть? – не обращая внимания на ее угрозы, грозно уставился на племянницу фельдшер, – Сколько людей на ноги подняли, пока все документы тебе справили, а ты от ворот поворот?! Анна упрямо молчала, поджав дрожащие губы.