Колдунья моя

Жосслен позвал своего оруженосца, Лойала. Тот немедленно принес воду и, учтиво приветствовав госпожу, тут же удалился. Жосслен присел на край постели и смотрел, как его жена расчесывает свои длинные огненно-рыжие волосы. Перед его внутренним взором одно за другим вставали соблазнительные видения. Он воображал себе Мэйрин обнаженной, видел, как ее молочно-белая кожа блестит в свете камина, как ее роскошные волосы облаком рассыпаются по плечам. Он тихонько застонал, и Мэйрин удивленно взглянула на него:

— Милорд? Жосслен покачал головой.

— Все в порядке, колдунья моя.

«Какая ложь!»— подумал он про себя. Он хотел ее. Хотел сейчас, немедленно! Черт бы побрал этого короля, которому вздумалось отмечать Рождество в Йорке. Если бы не это, он был бы сейчас дома, в собственной постели, рядом со своей красавицей…

Мэйрин снова аккуратно заплела косу и вымыла руки и лицо ледяной водой. Отряхнув темно-зеленые юбки и пригладив тунику такого же цвета, она подпоясалась золотым крученым шнуром. Порывшись в своем багаже, она отыскала прозрачную золотистую вуаль и тонкий золотой обруч, усыпанный крошечными речными жемчужинами. Надев вуаль и обруч, она взяла свой плащ, подбитый мехом, и сказала:

— Я готова, милорд.

Жосслен рассеянно взглянул на нее и, увидев, что она уже одета, вздохнул с сожалением.

— Да, Мэйрин, — грустно сказал он, поднимаясь и беря ее за руку.

— О чем ты думал? — спросила она, когда они пробирались между палатками к королевскому шатру.

— О том, как сладко любить тебя, — ответил Жосслен. — О том, как бы мне хотелось сейчас оказаться дома, в Эльфлиа, на нашей просторной мягкой постели, где мы с тобой могли бы насладиться любовью. О том, что вместо этого придется сидеть в королевской палатке и жевать недожаренную оленину.

— Ох, Жосслен! — воскликнула Мэйрин. — Я думала точь-в-точь о том же!

Жосслен остановился и, позабыв обо всем на свете, нежно прильнул к ее губам в поцелуе.

— Завтра исполнится три года со дня нашей свадьбы, колдунья моя! А в день Святого Стефана мы покинем королевский лагерь и отправимся домой!

Они вошли в большой шатер Вильгельма и присоединились к прочим дворянам, съехавшимся со всей Англии, чтобы отпраздновать Рождество вместе с королем. Вечер прошел весело, но Жосслен и Мэйрин едва дождались момента, когда можно было удалиться в свою палатку.

Лойала нигде не было видно, но все три жаровни ярко пылали, и в палатке потеплело. На единственном стуле стояли фляга и два деревянных кубка. Оба улыбнулись, решив, что Лойал — романтический юноша. Они быстро разделись и, стоя в тусклом, мерцающем свете жаровен, начали ласкать друг друга. Через некоторое время, взявшись за руки, они подошли к постели и скользнули под покрывала, чтобы согреться.

— Как поживает Мод? — спросил Жосслен, поглаживая груди Мэйрин и чувствуя, что они стали твердыми, а темно-коричневые соски напряглись.

— Ей нашли кормилицу — Эниду, жену мельника, — ответила Мэйрин, протягивая руку, чтобы сжать мускулистую ягодицу Жосслена. — Ты не против?

— Нет, — пробормотал Жосслен, уткнувшись лицом в ложбинку между ее грудей и ласково пожимая обе груди своими большими ладонями. Язык его медленно скользил вверх-вниз по этой соблазнительной впадине. Затем он приподнялся и встал над ней на колени; Мэйрин охватила ладонью его твердое орудие.

— Мне он нравится, — тихо проговорила она. — Когда он становится маленьким и отдыхает, он трогателен, как у ребенка; но еще больше мне нравится, когда он делается длинным и твердым. Мне нравится, когда он заполняет меня всю и движется внутри, рассказывая мне о твоей любви, Жосслен.

— Ты хочешь этого сейчас? — спросил он.

— Да! О, прошу тебя, да!

— Ты нетерпелива, колдунья моя, — сказал Жосслен, легонько сжимая ее сосок. — Страсть, как хорошее вино, надо распробовать понемногу.

— Для этого всегда есть вторая чаша, милорд, — ответила она. — Когда умираешь от жажды, надо просто пить!

— Ах, соблазнительница! — застонал Жосслен, обхватывая ее голову ладонями и приподнимая ее для поцелуя. Губы их слились, и Жосслен почувствовал, как она направляет его орудие в свое увлажнившееся лоно, одновременно скользнув языком в его рот. На мгновение он был потрясен затопившим его чувством невероятного блаженства. Не без труда овладев собой, он начал медленно и ритмично двигаться внутри нее.

Мэйрин затрепетала от наслаждения. Ей казалось не правдоподобным, что со временем их страсть друг к другу не ослабевает, а, напротив, растет. Она чувствовала ответный трепет своего любимого. Ее всегда волновало то, что он так же податлив на ее ласки, как она — на его. Она повернула голову и легонько сжала зубами мочку его уха. Язычок несколько раз пробежал вокруг ушной раковины. — Давай же, — задыхаясь, прошептала она. — О, прошу, продолжай!