— Когда вы ближе познакомитесь с
— Не имею намерений.
Нащокин вздохнул.
— Я понимаю… Ничего, это пройдет. Я, знаете ли, всякого насмотрелся за годы пребывания в нынешнем своем качестве и, смею вас заверить, крайне терпим к упрямству молодежи… Но, повторяю, терпение наше небезгранично. Даже если с вами ничего и не произойдет — что вовсе не факт, — вести жизнь изгоя будет крайне утомительно и тягостно. Вы ведь уже понесли некоторый урон, не правда ли?
Ольга недоумевающе уставилась на него. И вдруг сообразила.
— Так-так-так… — произнесла она недобро. — Значит, это вы у меня украли из сундука… кое-какие вещи?
— Ну, к чему столь неприглядные определения? — с безмятежным видом пожал плечами Нащокин. — Не украли, а позаимствовали на время. Можно сказать, взяли на хранение — исключительно до тех пор, когда вы полноправным членом войдете в нашу семью. Я повторяю, есть строгие правила поведения. Негоже в одиночку заниматься определенного рода деятельностью или использовать иные предметы — как у простецов считается противозаконным ввозить контрабандой определенные вещи, так и у нас следует подчиняться правилам. Не сомневайтесь, вам все вернут — как только вы после прохождения должных церемоний и принесения определенных клятв войдете на равных в наш тесный круг… Более того — вы обогатитесь новыми знаниями и возможностями, стократ превосходящими ваше скромное провинциальное наследство. — Он склонился к ней и доверительно накрыл ее руку своей ладонью. — У вас, Ольга Ивановна, признаюсь по чести, есть недюжинная
— Уж не придется ли мне на пути к этим высотам учиться кровь пить?
— Ну что вы так прицепились к этой крови? — пожал плечами Нащокин. — Это частность, и не более того, есть среди нас и такие… но почему они должны вас отвращать от вашего жизненного предназначения?
— Я не уверена, что быть с вами — мое жизненное предназначение, — сказала Ольга твердо.
— Ах, Ольга Ивановна, ну что мы с вами воду в ступе толчем… Давайте завершим нашу приятную и познавательную беседу, меня ждут дела, да и вы, как я понимаю, всецело поглощены приятными заботами, ради которых, мне доподлинно известно, сняли домик на Васильевском…
— Ясно, — сказала Ольга, — так это ваша тварюшка мне в окно заглядывала?
— Безобиднейшее создание, посланное навести кое-какие справки, и не более того… Не принимайте это близко к сердцу. Обдумайте на досуге все, что здесь услышали… Да, и вот что еще. — Его лицо стало невероятно серьезным и строгим. — Я бы вам категорически отсоветовал
Он повернулся и зашагал прочь энергичной молодой походкой, поигрывая тростью с модным серебряным набалдашником в виде крючка. Глядя ему вслед, Ольга снова попыталась послать нечто вроде
Переводя на человеческий язык, словно стрела отскочила от прочной кольчуги. Нащокин, приостановившись, обернулся, с ласковой укоризной погрозил ей пальцем и вновь пошел своей дорогой. Некоторые из прохожих с ним раскланивались.
Ольга еще долго смотрела ему вслед, нахмурясь и по своей дурной привычке прикусив нижнюю губу. Подобные сюрпризы были совершенно некстати — поскольку грозили осложнить жизнь…
Или пока следует этим субъектом и его угрозами пренебречь? Вряд ли они начнут подступать с ножом к горлу уже сегодня-завтра, а главное для нее — дождаться послезавтрашнего дня и попытаться предпринять что-то в одиночку, коли уж нет другого выхода…
Часовые в парадной форме, с примкнутыми штыками, безусловно, получили приказ не допускать посторонних в определенные места, но Ольгу они не видели — по крайней мере те, что стояли у нее на пути. Не было никакого гусарского корнета, ехавшего на гнедом коне. Ничего не было, кроме прозрачного воздуха…