И. С. Т.: Вот этот Клима-то вот, который мать-то портил-то твою (
Д. О. К.: Чё? Клима-то?
И. С. Т.: Клима-то как делал <…>
Д. О. К.: Я вообще его не видала в глаза. Это мама рассказывала, как он ее напугал.
Соб.: Он ведь в А. жил?
И. С. Т.: В А., в А., в соседях у ее.
Соб.: А как, расскажите.
Д. О. К. (
И. С. Т.: Она с ней [с Д. О. К.] с маленькой сидела, она еще маленькая была, с тобой сидела, сидела мать-то. Значит, ее на руках дёржит, на стуле сидит, а он пришел к ней и говорит, ну, к ее матери пришел и говорит: «Дай, это, Евдокия, шубу Марье, твоей сестре». Сестра у нее сторожила трактора. «Да какая, — говорит, — сейчас шуба, лето! Зачем шуба-то тебе?» Она, вроде, не знаю, дала — не дала, а потом, значит, он напустил в избе — как вроде лягуши показались ей. И она вот так вот села на табуретке, так вот ноги подняла и сидела. И всю ночь так просидела. Полно лягуши в избе! Лягуш напустил. Вот подумай, что могут! <…>
Соб.: И он только один раз так пугал лягушками, да?
Д. О. К.: Больше она его не пустила, а тут он обманул ее, обманом она его пустила, так бы она не пустила его ночью. Тем более она спала ведь. Обманом он ее — что сестра на тракторе ночью, пахали ночью, она дежурила, трактора караулила, ночью, чтобы на поле были трактора в колхозе, она дежурила, была там в тех тракторах. Будто бы она замерзла и попросила шубу. Он и наврал ей, чтобы она его запустила в дом. Ну, она приоткрыла — думает, правда может быть, ночью холодно, летом бывают ночи холодные (