Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России

Вот у Онисьи Петровны муж был раньше, первый, Егор. Егор Тимофеевич. Он все хвастал: «Ой, у меня биси полно, биси полно!» Вот тут Тоня Петровна живет, тут вот я, мы это всё, соседи как, всю жисть ходилися, и он это нас чё-нибудь вот… Тоже гонял <Онисью> Петровну, тоже в кормушках и где ночевала, по людям бегала. Вот мы с её приговорим дак, он уж за это нас: мат-мат-мат-мат-мат-мат. «Сдохнешь! Скорчу! Пропадешь!» Дак он у нас в избе пропал, парализовало! Кровоизлияние в мозг. У нас вечеринка была, праздник какой-то ся. Вот он у нас умер. Это прошло уже… 28 лет тому назад. Я все ишо живу. После его 28 лет уже живу. А бабушка его у нас проверяла. Вот если знаткой человек, ножницы с воскрёсной молитвой воткни над дверями — он не пройдет! Бабушка втыкала, а он проходил <…> Ну, она это точно говорила, я точно слышала: «Ай, Егор ничего не знает, я его проверяла — прошел! Пришел и ушел». А нас-то он пугал, чтоб боялися его.

Тут у нас одна еще жила, вон там на углу, против Камы. Там жил Арсентий, он овдовел и взял вот жену. Она, Дуся-покоенка, замужем не была, а детей нарожала много. А такая скандальная баба была — не дай Бог! И вот тожо всё это страшшала, что: «Знаю, заколдую, кто только мне поперек чё сделает, дак пожалеет». А потом, после, какая-то близкая подруга у нее спросила, говорит: «Дак чё, Дуся, правда ты чё знаш?» — «Ни шиша я ничё не знаю, я пугаю, пусть боятся меня!» Урядником ее звали, Дуся-урядник. А у меня такое мнение — если человек знаткой, он скрывает это, скрывает он это. Чтоб… мало ли чё — кого испортит, дак потом его лечить надо! А он лечить не может, который напускает! Надо другого лекаря-то искать.

Соб.: Так не ему же искать?

Дак потом молва-то на него — вот, он испортил! Вот, он испортил! А чё-то Егор никого не испортил, вот эта Тоня Петровна — из-за петуха разругалися, вот она его за грудки трясла тут вот, на огороде. Вот етого: «Сдохнешь! Скорчу!» Дак вот тожо — мы с ней одногодки почти дак — тожо все живет ишо. А он давно помер <…> Через огород перелетает же эта птица, грядки гребут — вот скандал: «Чё ты своих петухов распускаешь, чё ты курей своих распускаешь?!» Вот, сыр-бор… А курей да детей — никогда их не разделишь ведь![256]

Ко второму мужу Онисьи Петровны, другому карпушатскому бахвалу Максиму Егоровичу, отношение было неоднозначное. В целом его не боялись, однако духовница местного собора сказала мне, что раз он отказался исповедаться перед смертью, возможно, что-то знал[257].

Одна из жительниц Бузмаков, Варвара Ильинична, пожаловалась, что ее соседка ходит по деревне, болтает спьяну, что угробила мужа Варвары Ильиничны и ее саму хочет угробить. Она не обращала на это внимания, пока три года назад заезжая цыганка не сказала ей: