Колдуны

Ни Грейси, ни Арчи не нужно просить дважды. Они бегут прочь от круглой тропинки в траве, от холма, от странного голоса и от ужасных колдунов-соседей с цепкими руками, странными волосами и вонючим дыханием. Только игрушечный пингвин Уоддлс остается возле холма, камней и красных цветов.

Позже Грейси представляет, как он, наверное, смотрел ей вслед, сидя в одиночестве на каменном стуле.

10

– Все уже закончилось, милая. Мама не хотела кричать. Она просто переволновалась. – Фиона, закрыв глаза, прижимается щекой к макушке Грейси. – Держись подальше от леса. Можешь вместо этого помогать нам приводить в порядок дом и сад.

Грейси сидит на табурете, сморкается и вытирает последние слезы. Она прижимается к матери и получает от этого огромное удовольствие, смешанное с жалостью к себе из-за испуга и из-за того, что ее отругали. Фиона крепко обнимает дочку. Гладит маленькую спинку. Целует в лоб.

Том ополаскивает в раковине свинцовую табличку, которую Арчи и Грейси выкопали в саду. Подняв эту вещицу к свету, он изучает ее поверхность и проводит кончиками пальцев по странным отметинам, а затем кладет на кухонную столешницу рядом с черепом кролика, который вытащил из кармана дочки.

– Очень старая. – Он говорит сам с собой, но хочет, чтобы услышала Фиона.

Та не отвечает. Том, отряхивая мокрые руки, оборачивается и кивает на стену.

– Они не владеют лесом. Это общественная земля.

Фиона бросает на него пристальный взгляд, но Том настаивает на своем и обращается к Грейси негромким голосом:

– Лес и твой тоже, мой орешек. Мы в основном из-за него переехали. Чтобы ты росла среди деревьев. Дышала чистым воздухом.

Фиона делает глубокий вдох.

– Подумай об этом хорошенько, дорогой. Не самое подходящее время.

– Она просто испугалась.

– Больше не ходи туда без нас, – бормочет Фиона в волосы дочери, оттесняя Тома в сторону.

Из Грейси рвется новая волна отчаяния:

– Уоддлс там потерялся! Ему холодно, и он плачет по мне! – Большая слеза падает на предплечье Фионы.

Том устало отталкивается от столешницы и потягивается.

– Папа его найдет. Я схожу. Только нужно найти фонарик.

Роясь в одной из множества картонных коробок, которыми заставлен пол, он не может удержаться, чтобы не взглянуть на жену и не кивнуть в сторону соседей.

– Забор. Плющ. Бьют в эту чертову стену каждый раз, когда я включаю дрель. Машины их гостей. Теперь лес. Что дальше? Мы должны попросить их все записать. Я не могу за ними угнаться.

– Не обращай внимания на этих чудиков. Просто выбрось их из головы.

– Они с этим совсем не помогают.

– Сосредоточься вместо них на сырости наверху, там все гораздо хуже, чем казалось. Сосредоточься на проклятом электрическом щитке. На течи под ванной. И на том, как мы будем платить за новую плиту с моей зарплаты, пока твой телефон молчит. Еще могу себе представить, сколько запросит следующий ремонтник, когда посмотрит нашу крышу. Так что я больше не хочу слышать о шоу уродов по соседству.

Уязвленный, пристыженный, не уверенный, сердиться ему или отступить перед голосом разума, Том отводит взгляд от разгневанного лица жены. Не так-то просто рассуждать здраво, когда в комнате, забитой коробками и ящиками, инструментами, мебелью, фотографиями, картинами, утварью, кипят эмоции; этот хаос теперь создает и символизирует их существование. Еще ни один предмет не нашел своего места. Вещи толпятся, точно парии, на ограниченном пространстве, создавая ощущение то ли бегства, то ли переселения. Нелепая ситуация, Том не рассчитывал, что она продлится так долго. Целую неделю они втроем спали в одной постели. В голове невольно появлялись сравнения с семейством крестьян из черно-белого фильма, которые забились в угол лачуги и молятся о наступлении утра.

Тому не удалось пока закончить черновую работу ни в одной из комнат, не говоря уже о том, чтобы хоть какую-то отделать. Он лишь сделал их еще непригодней для жизни.

«Не все сразу, шаг за шагом. Пингвин. Сказка для Грейси. Выпить с Фионой. Посидеть и разобраться друг у друга в голове. День был долгим».

Том, прищурившись, смотрит в окно, вглядывается в темноту, сырость и холод, в которые сейчас должен отправиться. Последнее место, где он хотел бы оказаться. Сквозь размытые отражения жены и дочки в грязном стекле он различает горбатый силуэт леса, выведенный черной тушью на фоне закопченного неба.

Том поворачивается, чтобы положить свинцовую табличку, но тут понимает, что уже сделал это, хотя по-прежнему ощущает в пустых руках ее прохладную тяжесть. Вот табличка – на подоконнике, рядом с грязным черепом.

Боже, как он устал. Том моргает, чтобы изгнать из глаз отпечатки мороков. Остаточные образы. Плавающие в глубине зрения кольца дыма, то ли сопровождающие, то ли провоцирующие отвратительное ощущение, что он застрял. Ощущение, от которого сжимается кишечник.