Колен Лантье

— Я мог бы идти за тобой с утра до ночи, Одри, а ведь мне всего пятнадцать лет.

— Ты рослый и крепкий, Колен, но я уверен, что наши законы тебе не под силу.

— Разве они так суровы?

— Нарушение их ведёт к смерти или предательству. Вольные люди должны подчиняться вожакам, которых они сами себе избирают. Не остережётся один, а повесить могут всех. И в пути, и в часы отдыха мы всегда должны быть начеку.

— А крестьяне вам помогают? — спросил Колен.

— Почему бы им не помогать, ведь враги-то у нас общие. Наш пример их обнадёживает. Гнев тлеет в хижинах, как головни под пеплом. Настанет день, когда от головней загорятся ветки, огонь побежит с дерева на дерево, и запылает весь лес. Этот день уже недалёк. Ведь сумели жители Парижа прогнать дофина! Теперь ему пришлось с позором убраться в Компьен. Крестьяне Бовези, Мюльсьена и Амьена всё это взвесили и поняли, что в Париже творятся серьёзные дела. Разве торговцы и ремесленники не передали Этьену Марселю и Генеральным штатам[26] всю полноту королевской власти?

— На Гревской площади, — с важностью заметил Колен, — прево обратился ко всем, к торговцам и ремесленникам, а их там было видимо-невидимо, больше, чем сходится народу на огни в Иванову ночь[27]. И говорил он так просто, что все могли его понять.

— Что же он говорил? — жадно спросил Одри.

— Его громкий голос доносился даже до Малого моста, где показывают свои фокусы фигляры и дрессировщики обезьян. «Мы не хотим больше грабежей, которые учиняют король и его бесчестные советники, — говорил Марсель. — Дофин плавит монеты и пускает в обращение более лёгкие, а это вызывает рост цен на съестные припасы. Нам надоело терпеть!» Он говорил хорошо, долго и очень смело. Все кричали: «Да здравствует Марсель, да здравствует прево!» И я орал не хуже других, так понравилась мне его речь. После этого дофин Карл со своей свитой убрался в Компьен.

Одри рукой привлёк Колена к себе.

— Я ничего не скрою от тебя, Колен. Жители Бовези поручили мне встретиться с прево и поговорить с ним о важных делах. Но, видимо, кому-то я показался опасным, и обо мне сообщили оставшимся в Париже друзьям короля. Потому-то на меня и напали в харчевне. Эти люди не успокоятся, пока не насолят мне как следует. Не знаешь ли ты, Колен, верного человека, который отвёл бы меня к Этьену Марселю?

— Я поговорю об этом вечером с Ламбером, помощником моего отца. Он человек достойный и многое знает.

— А можно на него положиться?

— За него я ручаюсь головой. И я уверен, что он тебе поможет. А я клянусь помочь вам обоим. Но что же ты будешь есть, Одри?

— Всякий человек может поститься двое суток, Колен. Житель лесов вытерпит и вдвое дольше. Для большего спокойствия я переночую сегодня в башне. Мне приходилось ночевать и в менее удобных местах. А как отсюда выйдешь ты?

— В церковной ризнице есть дверь, которая не запирается. Выбраться этим путём мне совсем не страшно. Куда страшнее ступить на порог отцовского дома. Спокойной ночи, Одри, до завтра!

И Колен исчез в тени за колоннами.

Оставшись один, Одри просунул руку под камзол. Кинжал его противника порвал одежду и задел плечо. Рана начала его беспокоить.

Не спеша он снял верхнюю одежду, потом рубашку и промыл рану святой водой из чаши.

А Колен тем временем уже достиг дверей мастерской, где его с большим волнением поджидал отец.

— Добрый вечер, господа! — звонко воскликнул Колен, видя, что Ламбер ещё не ушёл, а сидел подле его отца и рисовал при свече.

Это шутливое приветствие умерило гнев отца и вызвало улыбку на губах Ламбера.

— Вот господин сейчас надаёт тебе оплеух, упрямцу и бродяге! И где тебя ноги носят весь божий день?

— Я был в башне Святого Северина и в Рибекурских лесах, отец.

Лантье с удивлением посмотрел на сына.

— Вот не знал, что эти леса находятся так близко! И у тебя ещё хватает дерзости потешаться над отцом?

— Никакой дерзости тут нет, отец, и, чтоб это доказать, я сейчас сбегаю к Катерине и узнаю, готова ли еда. Наверное, англичане на подступах к Парижу не были так голодны, как я.

— Первые весенние дни уже вскружили ему голову, — сказал Ламберу повеселевший Лантье.

— Это в нём молодые соки бродят, Лантье! Они обновляют и растения и людей.

— Пойдём заморим червячка, Ламбер! От всех нынешних страхов и забот я здорово проголодался. Но я ума не приложу, кто мог быть этот молодчик из Бовези, который так отдубасил людей прево.

Ламбер молча сложил свои краски и последовал за мастером.

Глава четвёртая

Над Парижем опускалась ночь…

Пьер Жиль, бакалейщик с улицы Малого моста, что подле тюрьмы Шатле, размотал накрученную на барабан цепь, протянул её поперёк улицы и соединил висячими замками концы с крюками, вделанными в стены домов. Спрятав ключи в карман блузы, он возвратился в свою лавку. По последнему указу, улицы на ночь положено было загораживать цепями. Пьер Жиль был спокойный, толковый и предприимчивый человек, верный соратник Этьена Марселя, разумный в совете и решительный в бою.

Три ночных сторожа зажгли три огня, горевшие в Париже всю ночь: на Нельской башне, у Пти-Шатле и на кладбище «Невинных младенцев».