Колеса

Молодой негр в истрепанной одежде бесцельно слонялся по Третьей авеню, когда к тротуару подкатила полицейская патрульная машина, из которой с пистолетами наготове выскочили два блюстителя порядка. Негр попробовал было воспротивиться:

— Что я сделал? — И захихикал, когда второй полицейский быстро провел руками по его ногам и телу. — Эй, слушай, щекотно же!

— Заткнись! — сказал белый полисмен. Это был старый служака с жестким взглядом и большим животом, образовавшимся за годы, которые он провел в патрульной машине. Он уже давно надзирал за этим районом и в часы дежурства не давал себе передышки.

Черный полисмен, который был помоложе и, соответственно, не имел такого стажа, опустил руки.

— С ним полный о'кей. — И, шагнув к своему белому напарнику, тихо спросил: — А какая разница, черная у него задница или белая?

Белый полисмен испуганно посмотрел на него. Они так стремительно выскочили из патрульной машины, что он совсем забыл — ведь сегодня с ним был не обычный белый напарник, а черный.

— А, черт! — сказал он. — Не надо выдумывать. Хоть ты и такого же цвета, нечего ставить себя на одну доску с этой падалью.

— Спасибо и за это, — сухо сказал черный полисмен. Хотел было что-то добавить, но удержался. Вместо этого он сказал человеку, стоявшему у стены: — Можешь опустить руки и повернуться.

Ролли Найт выполнил приказание.

— Ты где был последние полчаса, Найт? — хрипло спросил его белый полисмен. Он знал Найта по имени не только потому, что часто видел его в этом районе города, но и по полицейским досье, где значилось, что Найта дважды сажали в тюрьму, причем один раз он сам арестовал его.

— Где я был? — Молодой негр несколько пришел в себя от первоначального шока. Хотя щеки у него ввалились и вид был тощий, изголодавшийся, глаза глядели смело — не скажешь, что слабак: в них светилась ненависть. — Ублажал одну белую красотку. Имени ее я не знаю, только она говорит, что ее старик уже ничего не может. Вот она и приходит сюда, когда ей приспичит.

Белый полисмен шагнул к нему. Вены на его лице вздулись. Ему так хотелось изо всей силы съездить рукояткой пистолета по этой исполненной презрения, наглой физиономии. Потом он сможет сказать, что Найт первым ударил его, а он только защищался. Напарник подтвердит, что так оно и было, — в этом они всегда друг друга поддерживали. Только вот, вдруг вспомнил он, сегодня-то его напарник сам из этих, так что потом неприятностей, пожалуй, не оберешься. И полисмен сдержался, зная, что найдет время и место, чтобы разделаться с этим наглецом.

— Не испытывай судьбу, — буркнул черный полисмен Ролли Найту. — Лучше скажи, где ты был.

Молодой негр сплюнул на тротуар. Полицейский — это враг, какой бы ни был у него цвет кожи, а черный — тем более, потому что он прислужник белых. И все же он ответил:

— Вон там, — указав на бар в подвале на противоположной стороне улицы.

— И сколько же ты там был?

— Час. А может, два или три. — Ролли Найт пожал плечами. — Не будешь ведь следить по часам.

— Проверить? — спросил черный полисмен напарника.

— Да нет, только время зря терять. Они, конечно, скажут, что он там был. Все они врут как черти.

— В любом случае, чтобы за это время добраться с Западной стороны сюда, на Третью авеню, ему понадобились бы крылья, — заметил черный полисмен.

Оперативное сообщение поступило всего несколько минут назад по рации, которая находилась у них в полицейской машине. В восемнадцати кварталах отсюда, близ Дома Фишера, только что произошло ограбление. Двое вооруженных бандитов скрылись, укатив в седане последней марки.

А несколько секунд спустя патруль увидел Ролли Найта, шагавшего по Третьей авеню. Хотя едва ли человек, шедший здесь, мог совершить ограбление в центре города, тем не менее белый полисмен, узнав Найта, велел остановить машину и выскочил из нее, и его напарнику ничего не оставалось, как выйти тоже. Черный полисмен знал, почему они так себя повели. Сообщение об ограблении давало право «останавливать и обыскивать», а его напарник любил останавливать людей и грозить им, когда знал, что может выйти сухим из воды, — и, конечно, чисто случайно останавливал только черных.

Черный полисмен был уверен, что существует взаимосвязь между жестокостью и грубостью его напарника, о чем было хорошо известно в полиции, и страхом, наваливавшимся на него, когда он патрулировал в черном гетто. У страха есть свой запах, и черный полисмен уловил этот запах, когда сидевший рядом с ним белый услышал по телефону об ограблении и когда они выскочили из машины, да и сейчас. От страха подлый человек может стать — да и становится — еще подлее. А если к тому же у него есть власть, он может превратиться в дикаря.