Решив не обращать внимания на то, что Паркленд вошел без стука, заместитель директора указал ему на кресло.
– Избавь свои ноги от необходимости держать такую махину и поостынь немного.
Некоторое время они в упор смотрели друг на друга поверх письменного стола.
– Я готов выслушать твою версию, – сказал Залески, – но только живо, потому как, судя по этой штуке, – и он постучал пальцем по докладной с красной отметиной, – ты нас всех втравил в такую историю…
– Ни черта я не втравил! – Глаза Паркленда гневно сверкнули, кровь прихлынула к лицу. – Я уволил этого парня, потому что он ударил меня. Больше того: я не намерен отменять свое решение, и если ты человек смелый или справедливый, то лучше поддержи меня.
Мэтт Залески взревел, как бык, чему он научился, разговаривая в цехах.
– Прекрати нести чушь, немедленно! – Не желал он, чтобы кто-то диктовал ему, как себя вести. Но он тотчас взял себя в руки и пробурчал:
– Я сказал: поостынь! Когда придет срок, я сам решу, кого поддержать и почему. Так что прекрати нести эту чушь насчет того, кто смелый и кто справедливый. Ясно?
Взгляды их скрестились. Паркленд первый опустил глаза.
– Ну ладно, Фрэнк, – сказал Залески. – Начнем сначала, давай рассказывай все по порядку.
Они с Фрэнком Парклендом давно знали друг друга. У мастера была хорошая репутация, и он обычно был справедлив к рабочим. Только что-то из ряда вон выходящее могло так взбесить его.
– Один из рабочих сошел со своего места, – принялся объяснять Паркленд. – Затягивал болты на рулевой колонке. По-моему, он новенький, вот и закопался, а конвейер-то уходит, вот он и напирал на впереди стоящего. Я велел ему стать на место.
Залески понимающе кивнул. Такое случается нередко. Какой-нибудь рабочий выполняет ту или иную операцию на несколько секунд дольше, чем требуется. В результате по мере того, как машины продвигаются по конвейеру, он все больше выбивается из ритма и вскоре оказывается рядом с другим рабочим, выполняющим другую операцию. Мастер, заметив непорядок, обычно помогает новичку вернуться на место.
– Дальше, дальше!.. – нетерпеливо сказал Залески. В эту минуту дверь конторки снова распахнулась и вошел представитель профсоюза. Он был маленький, розовощекий, суетливый, в очках с толстыми стеклами. Звали его Иллас; всего несколько месяцев назад он еще сам работал на конвейере.
– Доброе утро, – поздоровался он с Мэттом Залески. Паркленду же только кивнул.
– Мы как раз подбираемся к сути, – заметил Залески, указывая вновь прибывшему на кресло.
– Вы сберегли бы массу времени, если б прочли нашу жалобу, – сказал Иллас.
– Я ее прочел. Но иной раз не мешает выслушать и другую сторону. – И Залески жестом предложил Паркленду продолжать.
– Все, что я сделал, – сказал мастер, – это подозвал другого парня и сказал ему: “Помоги-ка этому малому вернуться на место”.
– Ну и врешь! – Профсоюзный босс нахохлился и резко повернулся к Залески. – На самом деле он сказал:
"Верни этого сопляка на место!” И сказано это было про нашего черного собрата, которому такое обращение особенно обидно.
– О Господи! – В голосе Паркленда звучали злость и раздражение. – Да неужели ты думаешь, я этого не знаю? Ты что, считаешь, что за время работы здесь я еще не научился не употреблять это слово?
– Но ты же его употребил, верно?
– Возможно, все может быть. Не могу сказать ни да, ни нет, потому что, истинная правда, не помню. Но если даже я так и сказал, то без всякого дурного умысла. Просто с языка сорвалось – и все.
Профсоюзный босс передернул плечами.
– Это ты сейчас мне вкручиваешь.
– Ничего я тебе не вкручиваю, сукин сын! Иллас поднялся.
– Мистер Залески, я ведь тут нахожусь в официальном качестве – как представитель Объединенного профсоюза автомобилестроительных рабочих. Если со мной будут так разговаривать…
– Больше этого не случится, – сказал заместитель директора. – Будь любезен, сядь-ка, и пока мы будем обсуждать этот вопрос, я бы посоветовал тебе самому не злоупотреблять словом “врешь”.
От досады Паркленд изо всей силы ударил кулаком по столу.
– Я же сказал, что ничего я не вкручиваю, и так оно и есть. Да и сам парень не обратил бы на это внимания, если бы вокруг не подняли шум.
– Он, во всяком случае, говорит другое, – вставил Иллас.
– Сейчас, может, и говорит. – Паркленд повернулся к Залески. – Послушай, Мэтт, этот парень – еще совсем ребенок. Чернокожий мальчишка лет семнадцати. Я против него ничего не имею: работает он, правда, медленно, но с делом справляется. У меня братишка ему ровесник. Я, когда прихожу домой, всегда спрашиваю: “А где сопляк?” Никому и в голову не приходит на это обижаться. Да и тут все было бы в порядке, не вмешайся тот, другой – Ньюкерк.
– Значит, ты все же признаешь, что употребил слово “сопляк”?
– О'кей, о'кей, употребил, – устало сказал Мэтт Залески. – Давайте все признаем, что так.