Колеса фортуны

— Нету у нас ничего, идите на х…й, — простонал Макс.

— Ах ты, билядь. Посмотри, какой крутой. А если так?

Арслан щелкнул пальцами. Макса ударили куда-то, я не видел, куда. Он вскрикнул, но тут же умолк и только согнулся еще ниже, повиснув на руках у темных. Я впервые увидел, как человек плачет от боли. Жирный смотрел на всё происходящее с интересом. Он улыбался.

— А если так? — повторил Арслан. Один из его подручных достал ножик-выкидуху и щелкнул лезвием.

— Арслан, — сказал я.

— Ну, что? — обернулся он ко мне.

— Не трогай его. Пожалуйста.

— Вот молодец. Подождал, пока другу… отбили, и заговорил. Подожди, сейчас совсем отрежем, — издевался Арслан. — А потом мальчика твоего спросим. А потом уже тебя.

Я видел краем глаза, что Костик выпрямился и как будто стал выше ростом. Макс корчился на земле. Тот, с ножом, напоследок пнул его ногой и замер, ожидая инструкций.

— Отпусти пацанов, Арслан, — произнес тут Шериф за моей спиной. — Я с тобой поеду. Буду работать, как договаривались. Я тебе всё верну. За брата.

— Мне твои деньги не надо, — проговорил Арслан. — Купи себе мороженое.

— Отпусти их, — повторил Шериф.

Сжимая кулаки, Арслан поглядел на Шерифа в упор, как будто хотел прожечь взглядом дыру в его броне. «Там, откуда расползаются по земле такие люди, — вспомнил я, — для этой цели используется огнемет „Шмель“.

Шериф молчал. Он казался невозмутимым и спокойным, совсем как тогда, после смерти брата.

— Ты свое дело сделал, — выговорил наконец Арслан. — Теперь к другу твоему вопросы будут.

Медленно повернувшись, он сделал шаг в мою сторону. Его рожу перекосило от злости. Он прошипел:

— Деньги нет. Арслан будет ждать, да? Арслан лох, значит? — и выплюнул еще несколько слов, почти понятных.

— Придется подождать, — ответил я угрюмо.

Он обернулся к жирному. Тот презрительно усмехнулся и сказал что-то такое, от чего смуглое лицо Арслана даже не побледнело — оно посерело, как обгоревший кирпич:

— Последний раз спрашиваю. Ты всё мне сказал, козел?

— Козлы все в горах, — ответил я. И тогда он резко, с ноги, заехал сапогом мне в живот. Я перестал дышать и сполз по стене; больше ничего не помню.

Эпизод36.Я лежал на боку, как упал. Болело плечо и шея. Похоже, когда падал, я ушиб руку.

Вокруг было темно. Повернув голову, на фоне черного свода я увидел яркий светлый круг с неровными, как у луны, краями. Свет только слепил глаза и ничего не освещал.

— Макс? Костик? — позвал я.

Рядом раздался стон. Потом — еле слышное ругательство. Значит, жив наш Макс, подумал я.

— Ничего не сломал?

— Вроде нет.

— А ты, Костик?

— Плохо мне. Голова болит.

Макс поворочался в темноте и спросил:

— А что это за чмо тут было налито?

— Пес его знает. Мазут, что ли.

Действительно, воняло мазутом — но еще больше какой-то гнилью, прелыми листьями, — в общем, чем-то невообразимым. Я поковырял пальцем поверхность, на которой лежал: за долгие годы вместо высохшего мазута на дне резервуара образовалась толстенная слоистая корка. Хорошо, что в сгустившейся вокруг вонючей тьме я не видел, что еще, кроме нас, влипло в эту древнюю субстанцию. Впрочем, она была мягкой, как рубероид на крыше сарая, и даже пружинила. Иначе мы переломали бы себе все кости.

Под ладонью что-то хрустнуло, и я отдернул руку.

Память начинала возвращаться. Я вспомнил последнее напутствие Арслана (Шерифа уже увели к машине):

„Сдохнешь — не жалко. Сын пойдет за отца“.

А жирный главарь непонятно усмехнулся и сказал:

„Посидишь. Подумаешь. Скучно не будет“.

И добавил еще что-то специально для Арслана — что-то важное и, как мне показалось, неприятное.

Почему-то стало темнее. Я поглядел наверх. Кажется, солнце скрылось за облаками. „Погода меняется“, — подумал я.

Макс сел, нащупал в кармане свой фонарик, включил. Тут стало ясно: свет из открытого люка ничего не освещал просто потому, что все вокруг было чертовски черное.

Я попробовал подняться. Сделал пару шагов. Под ногами что-то потрескивало.

— Хорошо, что тут сухо, — сказал Макс. — Прикинь, если бы тут солярка была?

— Разъело бы все мясо до костей, — откликнулся я. — А так ничего страшного.

Костик встал и тут же закашлялся.

— Надо выбираться отсюда, — сказал он, сплюнув.

И верно, нужно было выбираться. От вони начинала болеть голова. Не только у Костика, но и у меня. А что, если тут выделяются какие-нибудь особо вредные газы? Так и сдохнешь тут, надышавшись. И насмотревшись вдоволь на далекое и недоступное небо.

„Какая страшная смерть“, — вспомнил я фразу из фильма.

— Должна быть где-то лестница. Как-то ведь залезали сюда, чистили? — предположил Макс.

— Поползли к стене. Пройдем по кругу.

Так мы и сделали. Осмотрели и ощупали каждый метр. Нашли патрубок, через который когда-то сливали нефть. Потыкали туда палкой: узко, пролезть нельзя. Посадили батарейки, но никакой лестницы не нашли.

— Какая-то, бл…дь, фашистская цистерна, — проворчал Макс. — Душегубка.