[
Фрагмент восстановлен:этотпоход с самого начала был неудачным. Норвежец Роальд Амундсен пришел к полюсу раньше англичан. На обратном пути их осталось трое: Скотт, Уилсон и Боуэрс. Все трое замерзли в палатке, в метель, а Роберт Скотт умер последним. Он успел написать прощальные письма родственникам своих спутников. В них он рассказал, какие это были хорошие и мужественные люди. Написал письмо и своей жене, потом исправил адрес: «моей вдове». Их тела были найдены только через восемь месяцев, в ноябре 1912 года.]«Теперь без рекламного контракта в Антарктиду никто и не сунется, — подумал я вслед за этим. — А вот ты зачем завез своих друзей в эту дыру? Если ты такой умный, где твои деньги?»
Пока что вместо денег мы имели два трупа и реальные шансы влипнуть в очередную историю.
— Я знаю, что делать, — наконец произнес Кирилл как будто про себя. — Спасибо, парни. Вам в это дело мешаться ни к чему. Уезжайте.
Он достал из кармана мобильник. На это чудо мы уже не обращали внимания.
— Будешь ментовку вызывать? — спросил я.
— И ее тоже. И юристов своих. Иск подаем и в арбитраж, и в прокуратуру.
— Вы про Мальцева не забудьте, — вздохнул Макс. — Он был хороший мужик.
— Не забудем. Мы им и этого Мальцева на шею повесим, — пригрозил кому-то Шалимов. — Да, вот что, Пит…
Он поглядел на меня и улыбнулся одними губами — глаза оставались мертвыми:
— Приезжай в офис в воскресенье. Как раз у нас праздник, День Города… Праздник придумал, с-сука, — не удержался он. — Я там один буду. Формальности уже похрену. Только ключ не забудь.
С этими словами он повернулся и пошел к своему огненно-красному рэнглеру, на ходу набирая номер.
Мы уже направились к автобусу, когда Макс остановился и щелкнул пальцами.
— Погоди-ка, Пит, — сказал он и направился обратно к каптерке. Я ничего не понял, но последовал за ним.
Там все еще горел свет. Он повернул ручку, лампочка погасла. Рукавом он тщательно протер выключатель. Посмотрел на меня:
— Был человек — и нет человека. Грустно?
Эпизод49.
— Да, как-то невесело. Включи хоть музыку какую-нибудь, Костик, — попросил я. — На свой вкус.Он взглянул на меня, присвистнул и начал рыться в кассетах. Субботний день мало-помалу превращался в вечер. Макс от нечего делать решил сходить в больницу к Шерифу.
Я скучал по Маринке.
Мать не выпускала ее на улицу. Те слова, что Лариса Васильевна сказала мне сегодня утром, были оскорбительными и несправедливыми. Чудовищно несправедливыми.
Потому что я перегрыз бы горло любому, кто посмел бы ее обидеть.
Наконец Костик выбрал какую-то кассету, промотал немного, прислушиваясь к звуку на малой громкости, наконец отыскал то, что хотел. Повернул ручку и откинулся на сиденье.
Медленные вибрации rhodes-piano заставили мое сердце сжаться. Потом неизвестная девушка запела робким, дрожащим голосом, как будто глотая слезы:
«Закомплексованная, одинокая английская девица, — решил я. — Или косит под такую. Лет тридцати, впрочем».
Я вспомнил свой единственный опыт в подобной категории. Ничто в моей душе не откликнулось на это воспоминание. Странно все-таки устроен человек.
«Сутки через двое?» — вспомнил я.
«Неужели непонятно? Просто ты один, а их много, — подсказал кто-то внутри. — Движений души на всех не хватит. Пусть даже и не надеются».
Под сиденьем лежала сумка с пивом, купленным на последние деньги. Я вытащил оттуда еще пару банок, открыл и протянул одну Костику.
— Как ты думаешь, Костик, для чего ты живешь? — спросил я.
— Ты хочешь, чтобы я сказал?
— Только честно.
— Для эксперимента, — ответил Костик.
— Объяснить можешь?
— Как тебе сказать. Вот мы встретились. Это уже эксперимент.
— А ты чего, помнишь, как мы встретились?
— Помню, — кивнул Костик.
— А я нет.
Костик пожал плечами и ничего не сказал. По-моему, он смертельно обиделся.
— Я только помню, — сказал я, выждав немного, — этот день рожденья у Светки. Когда ей шестнадцать исполнялось. Еще был дождь. А мы с тобой за пивом ходили.
Надо было видеть, как счастливо улыбнулся Костик. Я еле сдержался, чтобы не отвесить ему что-нибудь этакое — но удержался.
— Хреновый какой-то эксперимент, — сказал я. — Нас уже грохнуть могли раз десять.
— А это не имеет значения, — отвечал Костик. — Для эксперимента ничья жизнь не имеет значения.
— Это ты Стругацких начитался.
— Там другое. Там фантастика. А у нас детектив.
— Я все равно не понял.
— Фантастика нужна, чтобы смоделировать что-то, чего еще нет. Создать что-то новое из подручных деталей. А детектив — чтобы то, что есть, разложить по косточкам. Разбросать по разным углам, а в конце опять собрать. Такая схема.