Тогда он относил все эти вопли, всю эту истерику к капризам девчонки, потрясенной и расстроенной похищением из родного селения, напуганной действительно ужасными событиями. Тогда он не думал о чувствах Шагаретт, не отдавал отчета и в своих переживаниях. События нахлынули столь неожиданно, история с рабынями так нелепо ворвалась в мирную, будничную деятельность их экспедиции, перебудоражила мирный ритм большой и важной их работы…
Боль нудная, резкая вновь возникла в груди, и Алексей Иванович, закусив губу, пытался утишить ее. Требовалось сейчас все спокойствие, вся собранность.
Она там. В тысячной толпе, мятущейся среди деревянных изб Гассанкули, слабая, беспомощная, беззащитная. Там, в хаосе бараньих гигантских мохнатых папах, яростных, жестоких лиц, целого леса поблескивающих в поднимавшемся желтом солнце пустыни винтовок.
— Да, — заметил комендант Соколов, — набежало сюда бездельников. — Он стоял на носу лодки подтянутый, щеголеватый, даже парадный, запустив пальцы за лакированный пояс, на котором ярко блестела пряжка с красно-бронзовой звездой. Весь он был начищенный, аккуратный, официальный, и особенно торжественный вид придавали ему шашка с золотым темляком и кобура маузера, украшенная золотой дарственной пластинкой. Вся степь испытывала почтительный трепет: комендант атрекского погранучастка с достоинством носил золотое оружие — знак доблести и мужества.
— Да, — продолжал Соколов, всматриваясь в приближающийся берег, которого и не видно было из-за толп вооруженных людей, — набежало сюда полным-полно людей. Ну, ничего, разберемся! О, и вся духовная знать тут!
— Главные заводилы — они, — подобострастно проговорил Ана Гельды. — Толпа негодников казиев. Люди без знаний и талантов. Недостойны чистить котлы от сажи на кухне храбрецов. Истинные мудрецы открывают истину, а этим я не доверил бы и хранение своих туфель.
Неясно было, насколько он говорил искренне. Подергивание мускулов лица Ана Гельды показывало, что он все больше трусит. Он все меньше верил в успех переговоров с яростной толпой безумцев.
Когда они уже пересаживались с лодки в персидскую высококолесную арбу, стоящую по ось в воде, он сделал еще одну попытку:
— Товарищ комендант, товарищ Соколов, видите, они хотят, безумцы, стрелять. Есть время вернуться.
— Замолчи. А если струсил, ступай в лодку.
Еще не видел Алексей Иванович таким деревянно спокойным лицо Соколова. И спокойствие его подчеркивалось резкостью, даже грубостью его слов.
— Поехали!
Возница, молодой смешливый иомуд в чудовищной папахе, увешанный целым арсеналом оружия, приветствовал коменданта ослепительной улыбкой и погнал коня по мелководью:
— Довезем, начальник. Жаль соленой водой такие ваши лаковые сапоги замочить, испортить.
На широком дощатом помосте арбы стоять во весь рост было удобно, не то что на палубе прыгающей и уходящей из-под ног лодки. И Соколов теперь мог выпрямиться во весь рост и, скрестив руки на груди, обозревать близкую толпу. Он узнавал многие лица и бормотал довольно сердито:
— Ага, Ораз Мамед — главный истец! С тобой я быстро бы поладил. Ты человек разумный, мудрый. Но у тебя столько теперь болельщиков. Гм, сам ишан тут. Ага, и имамы… Их заслуга в том, что они ничего не делают. Ого, атаман всех бандитов. И так обнаглеть! Он на нашей территории вне закона! Смельчак. Эге, новость. И дамы пожаловали. Так им жаждется выдрать глаза вдовушке. Номер не пройдет. Ого, да я вижу, пожаловал и глава джафарбайцев, друг, мертвенность души… Вы, комбриг, особенно не выпирайте. Винтовки, сами знаете, у них заряжены, а обращаются они с ними небрежно…
Чем ближе подъезжали они к берегу, тем более глухо роптала толпа. Временами шум даже заглушал бормотание коменданта.
Он прикрикнул на возницу, когда тот хотел остановить арбу у подплывшей плоскодонки. Знаками молодой кучер показал, что берег заполнен плотной толпой, первые ряды которой стояли прямо в мелкой воде. Дескать, неудобно гнать лошадей на людей.
— Были бы люди! — Соколов подхватил из рук арбакеша вожжи, гикнул, и арба вкатилась через толпу в смятении раздавшихся в стороны людей на низкий берег.
Мгновение — и арба оказалась в гуще толпы. Расчет Соколова был верный. Он теперь стоял над толпой, как на трибуне. Высокий, в полной форме пограничника, командира, гордый, надменный, бесстрашный, он олицетворял собой Советскую власть, и все те, кто пришел из-за Атрека, из-за рубежа, невольно растерялись. Ропот, гул мгновенно затихли.
А это и требовалось коменданту заставы. Он громко, во весь голос весьма добродушно поздоровался с толпой:
— Ассалом алейкум, уважаемые! Аманмисыз, почтенные! — И то, что он высился в небе своеобразным монументом, и то, что он поздоровался с толпой тепло и спокойно, сразу же произвело впечатление. Сначала вразброд, довольно неуверенно, а дальше хором, дружно загудело ответное приветствие.