Колесо

Александр ТЕСЛЕНКО КОЛЕСО

«…Может быть, мне это только представляется. Бред? Возможно. Я сам ничего не видел. Таким мне все рисует мое воображение. И я сам себе не верю. Не хочу верить…»

Был третий час ночи. Двадцать минут на часах Николая, но они у него постоянно спешили. В ту ночь он никак не мог заснуть. Лежал в тягостной полудреме с закрытыми глазами, что-то мучило его, тревожило, пугало. И вдруг — вспышка! Яркая кроваво-красная вспышка! Он увидел ее через закрытые веки. И тотчас — словно током ударило. Первое, что подумалось — смерть. Смерть пришла. Кровоизлияние в мозг? Остановка сердца? Почему? Он открыл глаза и увидел, что кабинет заполнен мягким фосфоресцирующим светом.

Он лежал лицом к окну, а за окном туман — густой-густой туман, как сплошное молоко, ярко освещенный изнутри, — переливался необыкновенными радужными отблесками.

Николай мгновенно вскочил, бросился к окну и прислонился к холодному стеклу, всматриваясь в жуткую белую бездну, ничего не мог понять. Что это? Что стряслось? Это сон или реальность? И вдруг послышались приглушенные звуки… Раскаты грома? Взрыва? За окном рокотало, гремело, словно доносилась далекая канонада или шла колонна танков. Танки? Канонада? Война!!! Так подумалось Николаю, и он испуганно замер.

Война… За окном слегка клубился непроглядный туман. И громкое эхо далекого взрыва… Но… Все было спокойно — не рушились стены, не обваливался потолок…

Он кинулся к радиоприемнику и включил его, пытался все делать побыстрее, но было такое ощущение, будто он застыл в пространстве, завяз в чем-то густом и липком. Было трудно двигаться и даже дышать.

Наконец радиоприемник отозвался знакомым голосом, но слов Николай не мог разобрать, просто был не способен воспринимать их смысл, слышал лишь привычный спокойный тембр голоса диктора, знакомые умиротворяющие интонации. А потом началась классическая музыка, величественная, торжественная, кажется, Бетховен. Но Николай не был уверен, что это именно Бетховен.

«…Так мне тогда казалось. Отдельных инструментов я не слышал, просто понимал, что звучит музыка, знакомая музыка. Я люблю Бетховена. Любил Бетховена. А сейчас я люблю только свою маму. Только ее одну…»

Николай не видел уродливого ядерного гриба, ужасающего гриба ядерного взрыва. Может, его и не было?

Но и в первое мгновение и потом было глубокое внут- раннее убеждение — случилось нечто страшное, самое страшное. Он замер возле окна и не знал, сколько же времени прошло. Вечность или одна секунда? Он словно поплыл против быстрого течения. Плыл изо всех сил, но его быстро сносило. Он задыхался и не мог даже приблизительно определить, сколько же он преодолел — метр, два или добрую сотню? И стоит ли вообще сопротивляться?

Дом вздрогнул, но толчок был каким-то странным — очень сильным, однако ничего не разрушил. Николай ощущал, что падает, а на него рушатся бетонные перекрытия многоэтажного сооружения, и словно страшный, нечеловеческий крик разрывал ему грудь, и боль расплавленным свинцом наполнила тело, и оно занемело, увяло, умерло. Однако он видел, что стоит раздетый возле большого холодного балконного окна, за которым — белая пустыня, белая смерть, белый ад, но… вокруг царят тишина и покой, какие-то потусторонние благодать и умиротворение.

Он заставил себя одеться. Это было нелегко. Он перестал ощущать, где земля, где небо, словно очутился в1 невесомости. Наконец Николаю удалось разыскать одежду. Потом он долго припоминал, какое сейчас время года? Что же нужно надевать? Но вспомнить не мог. Не мог припомнить и то, где же его дети? Было стыдно, но все его попытки оказывались напрасными. Одно знал четко, детей сейчас дома нет. Куда они ушли? Или уехали? Сейчас каникулы? Такие длительные? Зимние каникулы? Да, ведь сейчас зима… Вчера были сильные морозы… И была новогодняя ночь… Уже была? Или скоро будет? Но зима — это точно.

Николай вышел из кабинета, заглянул в одну комнату, потом в другую, затем на кухню и в ванную, чтобы убедиться — детей дома нет. Но все же, где они? Однако казалось, что времени на любые размышления нет и нужно спешить, хотя не мог объяснить самому себе, куда и зачем спешить? Но торопился. Течение быстро его сносило.

Очень старательно закрыл за собой дверь квартиры, хотя был уверен, что больше никогда не сможет сюда возвратиться. Пока прошел несколько шагов к лифту, вспотел. Он надел теплую кожанку и шапку, да и теплое белье не забыл — зима. Все документы и деньги — в кармане. Все нормально. Вот только болезненно не мог припомнить — наступил уже Новый год или еще предстоит праздновать?

Открывались двери и у соседей. Он вызвал лифт, и вскоре тот раскрыл перед ним свои створки, а соседи попросили их немного подождать. И Николай послушно ожидал, хотя и делал вид, что куда-то очень спешит.

Но куда же? Вышли Виталий и Григорий, они были с детьми. Подождали Нину и Веру, они появились принаряженные, как на праздник.

— Это куда же среди ночи? — спросил их Николай спокойно и взглянул на часы, но стрелок не увидел.