Колесо Фортуны

Домна Игнатьевна закрыла потайную дверь в дубовой панели и только успела прибрать в спальной, как в дверь громко, требовательно застучали.

— Кого еще нелегкая принесла в эту пору?.. Кто там?

— К капитану Орлову из дворца.

— Нету его. Дома нету.

— Велено проверить самолично.

— Нашел время. Днем приходи, а не ночью.

— Приказано немедля. Отвори дверь. Или позови главного из слуг.

— А я и есть главная. И не отворю, хоть из пушки стреляй.

— Ты пойми — я по высочайшему повелению!

— А почем я знаю? Может, ты лихой человек, грабитель какой?

— Вот дура-баба! Ты погляди в окошко — увидишь, какой я грабитель…

В мерцающем свете шандала появилась бравая фигура гвардейца.

— Погоди малость! — крикнула ему Домна.

Вояки в кирасах и касках нередко посещали Орлова, она понимала, что в такую форму грабитель не обрядится, и порадовалась, что успела укрыть Григория. Опаски ради Домна растолкала храпевшего на всю кухню Антипу. Орлов мелкую стать любил только в женщинах, и Антипа — кухонный мужик и слуга на все случаи — был рослым и дюжим, почти как Трофим, только молод и безус.

— Вставай, Антипушка! Ломится там какой-то человек, говорит, из дворца…

С трудом разодрав белесые ресницы, Антипа посмотрел на нее:

— Так чо? Прогнать, что ли?

— Со мной пойдем. Только на всякий случай возьми баринову саблю, что ли…

— Не, я лучше это… Способнее! — сказал Антипа и взял в углу увесистую кованую кочергу.

— Где Орлов? — крикнул обозленный вахмистр.

— Не ведаю. Барин слугам не сказывает, куда едет.

— Все равно — показывай покои. Приказано самолично проверить.

И они пошли по всем комнатам — впереди Домна с двусвечником, следом вахмистр, а за ним, не выпуская кочерги, шлепал босыми пятками Антипа. Он был на голову выше вахмистра, и, когда Антипово сопение слишком приближалось к его затылку, вахмистр опасливо косился на него через плечо. Обойдя дом, они вернулись в прихожую.

— Кладовки да кухни тоже проверять станешь, аи нет? — спросила Домна.

— Поговори еще, ведьма старая! — прокричал вахмистр. — Набаловали вас тут, чертей…

Он рванул входную дверь и с громом захлопнул ее за собой.

— Слава тебе господи! — перекрестилась Домна. — Иди досыпай, Антипушка.

Антипа зашлепал в кухню, а Домна заперла входную дверь и поднялась к Орлову. Григорий спокойно спал, не подозревая, что когда-то показавшийся ему смешным тайник господина Кнутсена во второй раз спас его от беды.

Выслушав рапорт вахмистра, императрица кивком отпустила его. Она этого жда-ла. Так и думала. Все — вранье, ложь, шарлатанство… Но что ему было нужно?

Зачем он приходил?

С тех пор как она начала думать о себе и своей судьбе, Екатерина не сказала и не сделала ничего, что не было бы ей приятно, полезно, выгодно, пусть и не сразу, непосредственно, а хотя бы косвенно и когда-то потом, и ей просто не приходило в голову, что у людей могут быть другие мотивы, поведение их может иметь иное объяснение. Теперь она терялась в догадках и не могла разгадать, какую цель преследовал этот человек, кто бы он ни был — настоящий граф или самозванец. Кто он — сторонник Петра? Но Петр мертв, никакие сторонники ему теперь не помогут. Чего же он хотел — отомстить? Он мог убить ее, но не тронул и пальцем. Однако кем бы он ни был, это враг. Коварный и опасный. Умный враг, и потому вдвойне опасный… Если он посмел так говорить с самой императрицей, то что же он будет говорить там?! Очернит, оклевещет ее на всю Европу… Нужно немедля…

А что — немедля? Кому сказать, кому поручить? Орловым нельзя: чем-то они обязаны этому проходимцу, да Григорий неведомо и где… А вдруг!.. Вдруг он Григория сам и погубил, а для отвода глаз явился, чтобы рассказать сказку о каком-то нападении? Боже, как может быть коварна человеческая натура!.. Нет, его нужно немедленно догнать, схватить и до всего допытаться!.. Кому же? Панину? Вельможный чистоплюй, сочинитель вздорных прожектов, бумажная душа… Разумовскому? Лукав и ленив. Князю Волконскому? Непроходимый болван — пока он что-то сообразит, того и след простынет… Барон Корф — шумная балаболка… А даже если бы кто-то из них годился — им нужно объяснить, значит, рассказать о том, как какой-то проходимец оскорблял, унижал императрицу. Немыслимо! Невозможно никому рассказать о том, что произошло, тот мерзавец прекрасно это понимал и даже бравировал…

Императрица с ужасом поняла, что, в сущности, ей не на кого опереться, она беззащитна. Верный Шкурин позволил себя чем-то отравить… А знать? Придворные болтуны, не способные действовать… Нужны не знатные бездельники, а пусть никому не известные, но готовые на все, безгранично преданные люди, которым не нужно ничего объяснять, достаточно приказать, чтобы они слепо повиновались. Только где их взять?.. А ведь были! Пустоголовому Петру они были не нужны — разогнал… Всего за полгода сколько вреда нанес державе и трону проклятый голштинский выродок!

Сменился караул во дворце, наступило утро, и беспробудно спавший Шкурин вдруг потянулся, застонал от боли и открыл глаза.

— Батюшки! — спохватился он. — Кажись, задремал?