Душевные муки философа были прерваны появлением неразлучных отроков. Оглядев комнату (чародея на импровизированном ложе уже не было), они оба уставились на Калькониса глазами цвета василькового поля.
И в глазах этих Лионель прочитал "доброту" взбесившихся быков! Особенно после того, как один из них наступил в лужу у порога. Запах от нее шел... Руц зажал нос, а Эфандр, перешагнув останки ночного гостя (причем весьма и весьма осторожно!), приблизился к Кальконису:
- Что же это вы, уважаемый, и до отхожего места свое добро донести не можете?!
Сэр Лионель собрался было возмутиться подобным обвинением, но вовремя воздержался: вид Эфандра красноречиво свидетельствовал о желании подтереть непотребство на полу Кальконисом вместо тряпки! "Благородное происхождение" философа никак не вязалось с подобным оскорблением, поэтому он кое-как выжал на своем лице кривую улыбку и бочком-бочком протиснулся к двери, где его ждала вожделенная свобода.
Аваддона он нашел возле крыльца беседующим с Вышатой.
- После утренней трапезы князь Годомысл ждет вас к себе. Отроки предупреждены. Но не опаздывайте: князь ждать не любит!
- Мы будем вовремя! - Аваддон выглядел здоровым и свежим, чего нельзя было сказать о Кальконисе.
Когда они остались одни, Аваддон посмотрел на своего "компаньона" взглядом, от которого у философа растаяло последнее мужество.
- Что вы скажете о вчерашнем ночном госте, сэр Лионель де Кальконис? Голос чародея был, как всегда, тихим и ровным, но Кальконис уловил за показным спокойствием настоящую бурю чувств!
- О каком госте вы говорите, уважаемый магистр?
- О ночном госте! - Голос вытекал из горла Аваддона как змея, готовая при первом же промахе жертвы проглотить ее целиком!
- Ах, о ночном госте! Ну, как же - этот несносный Эфандр с его домовыми! Знаете, я спал как убитый!
- Это хорошо, что как убитый! - Язвительная ухмылка на лице чародея совсем не понравилась Кальконису. - Я тоже спал крепко... Ну что ж, пойдемте, перекусим, а там и к князю позовут.
Философ последовал было за чародеем, но почувствовал, что кто-то потянул его за рукав. Он оглянулся и увидел мальчика лет тринадцати в яркой красной рубахе ниже колен.
- А вы правда умеете добывать серу? - Его глаза смотрели не по-детски пытливо.
- Какую серу? - не понял Кальконис.
- Вчера у конюшни вы говорили Любавке, чтобы вас все "серой" величали! Значит, вы серу добывать можете? А мне не покажете - как?..
Кальконис догадался, чего от него добивается малец. О боги, насколько дремуч и невежествен этот народ, если путает звание рыцаря с какой-то вонючей серой!
- Нет, мальчик, "сэр" - это титул, - постарался он объяснить. - Меня все должны называть: сэр Лионель де Кальконис! Звучит?
- Звучит, только нам сподручнее "сера". Так понятнее будет!
- Я тебе дам - "сера"!... - обозлился Лионель и попытался ухватить мальчика за рубаху.
Но попытка закончилась тем, что неведомая сила приподняла самого философа и тряхнула так, что все его дорогое одеяние затрещало, словно гнилой мешок! Это отрок Руц появился, словно из-под земли.
- Ты почто княжича нашего забижаешь? - рявкнул он в ухо философа.
- Как - княжича?! - Кальконис оторопел от услышанного и поспешил исправить положение с присущей ему изворотливостью. - Да вы не подумайте ничего дурного - я всего лишь рубашку хотел ему поправить!
- Рубашку, говоришь?!
Кальконису было искренне жаль своего нового платья, которое на глазах теряло роскошь и презентабельность.
- Только рубашку-у-у... - едва выдохнул философ, честно глядя на Руца своими плутоватыми глазенками.
- Ну, тогда извиняйте, "сера" Кальсона! - Руц выпустил Лионеля из рук - философ смог немного отдышаться. Но, видимо, по случайному недогляду отрок выронил чужеземца как раз в том месте, где недавно прошло стадо коров. И каких коров!...
Руц был на верху крыльца, когда Лионель решил восстановить честь своего имени:
- Меня зовут сэр Лионель де Кальконис! - гордо заявил он.
- Вот и я говорю: "сера" Кальсона!!! - И дверь захлопнулась.
Философ едва успел стряхнуть коровьи "подарки" со своей богатой одежды, как дверь вновь распахнулась и по лестнице сбежал озабоченный Аваддон. Отроки следовали за ним, торжественно держа на вытянутых руках два небольших ларца, в которых чародей хранил наиболее ценные ингредиенты для врачевания. Проходя мимо Лионеля, маг недовольно сморщил нос и приказал:
- Пойдешь последним! Да умойся где-нибудь по дороге! Ну и разит от вас, сэр Кальконис!
В одрине князя их ждали. Годомысл выпроводил лишний народ мановением руки, оставив тысяцкого, Вышату-милостника да древнего-предревнего старика с глазами горящими, словно раскаленные угли. Старик сразу не понравился Аваддону - было в его облике что-то такое, что даже самому чародею стало зябко под его пристальным, немигающим взглядом. Быть может, по поводу него и обронил Малах Га-Мавет фразу: "...а в его - князя - окружении многие способны проникать в высшие планы бытия..."? Если это так, то старика следует опасаться.
Князь Годомысл выглядел сегодня веселее. Даже румянец появился на его впалых щеках!