Колесо превращений

…Аваддон трапезничал долго и со вкусом — ночь предстояла трудная, и неизвестно было, когда в следующий раз придется откушать в тихой и спокойной обстановке. Наконец, насытившись, чародей встал из-за стола и как бы невзначай коснулся талисмана кончиками пальцев — мгновенно по телу пробежала легкая дрожь: Талисман Абсолютного Знания начинал набирать силу. Особым зрением Аваддон уже видел, как меняется структура вещества на границе его тела, взятого под покровительство Талисмана. Со стороны же все выглядело вполне безобидно — легкое дрожание воздуха вокруг чародея — и больше ничего.

— Пора, — сказал Аваддон тихо и посмотрел на мгновенно соскочившего с лавки Калькониса. — Понесешь это позади меня! — Он вручил «философу» небольшой узелок.

Кальконис молча взял ношу и преданными глазами уставился на чародея.

— Значит, о славе мечтаешь, о власти? — неизвестно почему спросил Аваддон. — Будет тебе власть! Над всей вотчиной князя власть будет!!

И шагнул от остолбеневшего Калькониса…

Двор князя напоминал осажденную крепость. Проходившие мимо воины недружелюбно оглядывали двух иноземцев, мысленно обвиняя их во всех своих несчастьях. Но Аваддона это мало тревожило. Да он и замечал-то их едва его занимали совсем другие мысли.

К великому удивлению чародея, его даже в гридню не пустили. А на шум, который он поднял, требуя провести его к князю, явился недовольный Вышата.

— Почто шумишь, лекарь? — спросил милостник тоном господина, снизошедшего до разговора с каким-то червем ничтожным.

Аваддон почувствовал, как волна слепого гнева закипает в нем… Нет, еще не время!

— Я должен увидеть князя! — Голос чародея казался спокойным, но каких усилий ему это стоило!

— Годомысл спит. Будить не велено.

— Но я должен быть рядом, если ему станет хуже!

— А почему князю станет хуже? — Тон милостника был просто оскорбителен.

— Потому что он болен! — Чародей сказал это так быстро, словно плюнул в ненавистную физиономию.

— Приходи завтра!

— Нет, я останусь здесь, чтобы…

— Хорошо, ты останешься здесь… навсегда! — осклабился Вышата и медленно потянул из ножен меч.

В гридне повисла гробовая тишина. Где-то зашуршала мышь, да звонко на всю комнату — застучали зубы у стоявшего позади чародея Калькониса. И Аваддон решил уступить, несмотря на клокотавший в его душе вулкан бешенства… Вот тебе и мелкая рыбешка на княжеской трапезе!

…Свежий воздух немного остудил голову Аваддона, готовую расколоться от едва сдерживаемых чувств. Кальконис стоял рядом, не шевелясь и не дыша. День медленно клонился к закату.

— Ну что ж, — глубоко вздохнул Аваддон, — несчастный юнец, ты бросил мне вызов?! Тогда берегись!..

Дрожание воздуха вокруг чародея становилось все отчетливее — теперь его видел и Кальконис. Аваддон положил скрещенные руки на Талисман и заговорил быстро и малопонятно для Лионеля:

— О всеобъемлющее знание, собранное титанами мысли за тысячи минувших веков, вопрошаю тебя ничтожной помощи — обрати мое тело в телесную оболочку росомона Тура Орога, но не трогай священный кувшин Моей души! И-Эр-Ри-Ах!!!

Тело чародея полностью скрылось в облаке клокочущего тумана. Потом пелена стала таять, таять… Кальконис испуганно оглянулся по сторонам — а вдруг кто увидит? Не заметив ничего подозрительного, философ повернулся к Аваддону и… ноги несчастного борца за изящность рифмы не удержали его, и он мешком сполз на траву, снизу вверх глядя на стоящего перед ним… тысяцкого Тура Орога! Это было невероятно, такое сходство просто невозможно — настоящий Тур Орог!!

— Пойдем, — сказал Аваддон голосом тысяцкого и шагнул в сторону высокого крыльца. — Нас с нетерпением ждет Годомысл!

Появление Тура Орога заставило гридей засуетиться. Со всех сторон посыпались вопросы:

— Нашли кудесника Ярила?

— Что за люди эти разбойники?

— Ярил не ранен?..

— Где князь? — спросил Тур Орог-Аваддон, не обращая на вопросы никакого внимания.

— Наверху, в одрине…

Тур Орог-Аваддон шагнул к лестнице.

— За мной не ходите, потом все скажу…

Гриди недовольно загудели, но за лжетысяцким никто не последовал, и только Кальконис, воспользовавшись суматохой, ужом скользнул за своим господином. Быстро поднявшись в одрину князя, лжетысяцкии приказал всех стражей увести вниз. Сотник Руслав возмутился:

— Приказ Вышаты. Не могу ослушаться!

— А меня, значит, ослушаться не боишься?!

— Дозвольте Вышату позвать?..

— С Вышатой я сам разберусь. Ступай!

— Не могу, воевода…

В этот момент открылась дверь, и в коридор вышел милостник князя.

— Чего шумишь, Руслав? — недовольно спросил он и, заметив тысяцкого, изумленно воскликнул: — Тур! С какими новостями пожаловал?

— Пойдем, скажу только князю!

— Годомысл спит. Будить не велел. Слаб очень…

— Разбуди, я должен сообщить!

— Да ты что, тысяцкий, белены объелся! — изумился Вышата такой непочтительностью к воле князя. — Думай, что говоришь-то! — И тут заметил, что коридор почти пуст и только недалеко двое стражей с Руславом стоят. Где стража?! — с негодованием спросил он у сотника.

— Тысяцкий своей волей их в гридню отправил, — оправдывался Руслав.