Туман рассеялся как-то вдруг, и они оказались… Навряд ли найдутся слова в несовершенном нашем языке, чтобы описать открывшееся им после того, как последние рваные хлопья туманного бархата истаяли. Они оказались в гигантской каменной полости, расположенной, по-видимому, где-то глубоко в недрах горы Таусень. Огромные колонны самых разных цветов устремлялись вверх и терялись в невообразимой вышине. Повсюду лежали россыпи самоцветов, размеры и чистота которых потрясали воображение. Милав, почти ничего не ведавший в горном деле, тем не менее без труда определял почти любой минерал, оценивая на глазок его вес и размеры. От обилия цветов голова шла кругом. Казалось невероятным, что такое великолепие каменного мира может быть собрано в одном месте. Красота природных каменьев ошеломляла, ибо красота эта была красотой самого Бытия.
Милав почувствовал, что радужная круговерть каменьев затягивает его. Мир медленно вращался вокруг, но кузнец был еще в состоянии вычленить захватывающие его воображение образцы природного зодчества. Перед его взором расстилались полотна радиально-лучистого и ленточного малахита, в перемежающихся светлых и темных полосах которого взгляд мог заблудиться, как в лесной чаще. Потом Милав отметил изумительное разнообразие ониксов, желтовато-янтарная мягкость которых была словно жидким светом залита изнутри. Далее пришла очередь чароита потрясать воображение бесконечным разнообразием лучистых потоков в виде включений «снопов» и «солнц» черного эгирина. А дальше сознание кузнеца оказалось погребенным под сотнями минералов, которые уже не могли вызвать никах эмоций, ибо наступила полная насыщенность, и новая информация воспринималась лишь как отдельные вспышки. Струйчатый обсидиан темно-серого цвета с серебристо-перламутровым отливом… серовато-зеленый нефрит дымчатых оттенков… редчайший ярко-зеленый жадеит, приближающийся к изумруду своей цветовой гаммой… Кто-то больно ударил Милава по щекам, и он осознал себя стоящим в каменном зале перед кудесником Ярилом. В глазах продолжали мелькать радужные сполохи, но Милав усилием воли подавил их и… Наверное, не все чувства притупились в нем под водопадом каменного изобилия. Он увидел Хозяйку Медной горы и понял, что все увиденное ранее только прелюдия к истинной красоте. Никакими словами он бы не смог описать ее. Даже его информатор выдал в мозг лишь одну фразу:
«Хозяйка Медной горы…»
И это было все! Невероятно, но в мире абсолютного знания о ней не было ничего известно!
Милав заметил, что старый кудесник церемонно склонил голову перед Хозяйкой. Кузнец поспешил сделать то же самое. Ухоня распластался где-то внизу, приняв облик некоего ювелирного изделия. У Милава мелькнуло подозрение: не захочет ли неугомонный борец за справедливость наполнить кувшин-тело самоцветами, рассыпанными по всему полу? Кузнец решил повнимательнее приглядывать за товарищем.
— Давно ты не был у меня в гостях, — сказала Хозяйка, и у Милава сложилось впечатление, что ее голос доносится сразу со всех сторон. Или это акустика?
— Да, Хозяюшка, — согласился Ярил, — тому уж полвека минуло.
— Что привело тебя ко мне на этот раз?
— Нужда, Хозяюшка.
— А кто это с тобой?
Милав открыл было рот, чтобы во второй раз за неполные сутки приступить к утомительному рассказу, но кудесник сделал ему жест рукой и заговорил сам:
— Мы пришли за советом. Если тебе будет угодно, то разум наш в твоей власти.
Хозяйка внимательно осмотрела всю троицу и сказала:
— Помыслы ваши чисты. Но мне непонятны образы в голове этого юноши. Они текут стремительно, словно вода в горном ручье. Росомоны так мыслить не могут.
Милав вздрогнул. Неужели Баба Яга оказалась права, и он — злобное порождение Аваддона?
— Нет, — успокоила его Хозяйка Медной горы, прочитав тревожные мысли, — я хотела сказать, что росомоны пока не могут так мыслить. Но теперь я вижу, что чародей-самозванец, сам того не подозревая, подстегнул эволюцию и стал невольной причиной появления его. — Тонкий палец Хозяйки уперся в кузнеца, отчего юноша вздрогнул и даже несколько побледнел.
— Это… плохо? — выдавил он едва слышно.
Хозяйка улыбнулась. В ее улыбке Милав явственно прочитал снисходительность бесконечно-мудрого создания к мелкой, никчемной суете, владеющей душами гостей. Это задело Милава, и он уже собрался было выступить на защиту всего рода людского, но, наткнувшись на внимательный и всепонимающий взгляд Хозяйки, вдруг смутился и еще ниже опустил голову.
— Это ни хорошо, ни плохо. — До Милава донесся ее спокойный голос. Все дело в точке зрения. Для росомонов, тебя окружающих, это пугающе и тревожно. А для тебя?
— Не знаю, — откровенно признался Милав, — пока что меня интересовал один вопрос: кто я на самом деле?
— И ты нашел ответ? — Голос Хозяйки был ровным и тихим, но Милаву казалось, что каждая клетка его тела вибрирует и дрожит, подчиняясь музыке ее слов.
— Нет…
— А ты уверен, что хочешь его найти?
Как ни странно, Милав не смог сразу ответить утвердительно. Что-то его удержало. Быть может, сама Хозяйка влияла на его решимость, или было что-то другое?