Да нет же, это ложная память (или как там
Устал.
Вид у Анн-Мари предельно утомлённый. Наверно, она здесь уже давно. Глаза покраснели от
– Анни…
– Жерар, боже ты мой… Жерар, - глаза женщины стремительно заполняются слезами. Слёзы огромные, тяжеленные даже на вид… Как такие относительно тонкие
Жена.
Когда окружающее прояснилось, и стены палаты перестали медленно вращаться вокруг больничной койки, на которой лежал профессор Рану, Анн-Мари сидела уже рядом с кроватью и держала руку Жерара в своих ладонях.
– Как ты себя чувствуешь? Ты пробыл в реанимации без сознания шесть дней… Я чуть с ума не сошла… Мне всё время казалось, что ты уже умер или вот-вот умрёшь… Доктора ничего не понимали… Полное прекращение активности головного мозга, какой-то научный термин… Не клиническая смерть, нет, как-то по-другому… А ты пришёл в себя… Ох, Жерар… Жан-Пьер, он так за тебя переживает! Он был здесь вчера и приедет сегодня…
– Анни… спасибо тебе… за всё…
– Жерар…
– Мари… а Лизет… она…
– С ней всё хорошо, дорогой, всё хорошо. Она уехала… ах да, ты же не знаешь… в Австралию, нет, в эту, как там её, в Аргентину… Она обязательно напишет, девочка обещала… Не беспокойся, с Лизет всё в порядке…
Конечно, ну конечно же… Элизабет… Она уехала… Далеко,
А Анн-Мари даже не замечает разницы между Австралией и Аргентиной. Или Лизетта уехала в Южную Африку? Впрочем, это уже не имеет никакого значения… Лишь бы Элизабет была счастлива, - а она будет счастлива, потому что она вернулась
И снова Чёрная Яма на пути медленно пробирающейся через оседающий туман Памяти… Неважно… Всё неважно… Что-то такое было, что-то очень существенное… Нет,
Пройдёт. Всё нормально. Он, Жерар Рану, просто в рубашке родился. Поваляется ещё пару недель в этой уютной клинике и вернётся к прежней, хорошо знакомой и нравящейся ему жизни. И хорошо, что в этой его жизни существует Анн-Мари. Первая женщина забывается, точнее, она просто превращается в некий символ. И точно так же превращаются в смутные тени все прочие женщины. И остаётся последняя женщина - жена. Альтернатива - только одиночество под вечер жизни.