Колесо Сансары

Армия сынов Ромула по праву считалась лучшей армией Древнего Мира. Впитавшая в себя боевой опыт множества народов, спаянная жёсткой дисциплиной, имевшая наиболее совершенное для своего времени наступательное оружие и оборонительное снаряжение, именно она сделала город на Тибре столицей всей Ойкумены. Солдаты Рима были обучены сражаться где угодно: в чистом поле, в сомкнутом и в рассыпном строю, на стенах и под стенами крепостей, на улицах городов и на качающихся палубах галер, в лесных дебрях и в теснинах горных ущелий. Против легионеров не выстояли ни сплочённые шеренги македонской фаланги, щетинившейся длинными сариссами; ни нестройные толпы варваров, сильных только лишь своей отвагой; ни опытные в военном деле наёмники городов-государств на островах и побережье Моря. Любой народ владел, как правило, какой-то одной привычной для него тактикой — тактика легионов была разнообразной и соответствующей конкретным условиям сражения. И латиняне сумели первыми в кровавой истории войн создать пехоту, имеющую оружие и ближнего, и дальнего боя.

Сближаясь с противником на расстояние нескольких десятков шагов, солдаты по команде центурионов дружно метали в неприятеля град пилумов — копий с гранёными наконечниками из плохо прокованного железа. Большая часть копий вонзалась в щиты, наконечник гнулся, и древко копья волочилось по земле. Извлечь вражеское оружие времени уже не оставалось, — легионеры переходили с шага на бег и кидались в атаку, — а прикрываться щитом, в котором застряла двухметровая жердь, не слишком-то сподручно. Оставался единственный выход — бросить щит, резко повышая тем самым свою собственную уязвимость. А мечи легионеров — гладиусы, с длиной лезвия в локоть, — являлись идеальным инструментом для того, чтобы рубить, колоть и резать в душной тесноте рукопашной схватки.

Стяжавшая славу непобедимой, армия Рима шла от триумфа к триумфу, быстро забывая горечь временных поражений (но не забывая извлечь из них уроки). Остановить победное шествие легионов смогли только подвижные лёгкие конные стрелки-парфяне, уклонявшиеся в песках от боя грудь в грудь и засыпавшие медлительную пехоту Красса ливнем страшных, пробивающих доспехи стрел. После разгрома знаменитый римлянин наконец-то утолил сжигавшую его всю жизнь жажду богатства: отрубленную голову полководца победители бросили в чан с расплавленным золотом — пей! Но до этого ещё далеко…

А сейчас, увенчав штурмом почти трёхлетнюю осаду, легионы идут по горящим улицам Кар-Хадташта, ступая по лужам крови и оставляя на камнях кровавые следы грубых солдатских калиг. Отчаянное и безнадёжное сопротивление жителей города уже ничего не решает: ну выиграют ещё час, ну ещё день перед тем, как умереть или надеть ошейник раба. Да и трудно неумелым и слабым женщинам и немощным старикам с палками и камнями сопротивляться панцирям и мечам вышколенной тяжёлой пехоты латинян.

Некогда великий город пожирает пламя пожаров. Огню всё равно, что станет для него пищей: роскошный дом аристократа или лачуга бедняка — горят они одинаково весело. Рушатся стены, укрывавшие от дождя, ветра и зноя; рассыпаются золой столы, за которыми ели; превращаются в пепел ложа, на которых спали, любили и рожали детей. Улетают в небо чёрным дымом надежды и чаяния, несбывшиеся мечты и неосуществлённые желания. Город горит…

Зависть к накопленному Кар-Хадташтом богатству, к его силе и влиянию; страх, проникший в души сынов Лациума после разгрома при Каннах, когда дорога на Рим была открытой для нумидийской конницы Ганнибала; стремление завладеть чужим достоянием — всё это слилось и переплавилось в горниле властолюбия в обжигающую ненависть. И теперь ненависть эта выплеснулась наружу и потекла на гибнущий город.

Укрепления Бирсы ещё держатся, но долго ли они простоят? Хорошо ещё, что акрополь выстроен на холме (знала Элисса, какое место обвести ремнём из бычьей шкуры): тараны установить почти негде, осадные башни не придвинуть, да и катапультам труднее швырять тяжёлые камни высоко вверх. Но осаждающие упорны, они лезут на стены по приставным лестницам навстречу копьям и топорам защитников.

У обороняющихся кончается камень, они сбрасывают на головы врагов статуи и куски мраморных колонн, всё, что может, упав с высоты, размозжить и смять хрупкую человеческую плоть. А внизу павших сменяют другие, и снова багровые в свете пожарищ мускулистые тела оттягивают лапы метательных машин и раскачивают подвешенные на цепях громадные брёвна таранов.

За стенами акрополя удалось укрыться немногим — слишком мало места, да и времени не хватило. Большинство детей Кар-Хадташта остались вне спасительного — до поры до времени — каменного кольца. И сейчас, когда волна нападающих уже затопила город, почти все они или погибли, или доживают последние минуты, или бредут в невольничьих толпах к кораблям победителей, подгоняемые безжалостными ударами бичей.