Колесо судьбы. Канон равновесия (СИ)

— Таких мало, в записях у Тиреля я наткнулся всего на несколько имен. Они сломались, позволили сну взять над собой верх. Ты не должна этого допускать даже если не будешь ни о чем помнить. Сон будет стараться затянуть тебя, доказать, что он-то и есть единственная реальность. Не поддавайся, — только в последних словах промелькнул намек на привычную теплоту.

Я шмыгнула носом, кляня себя за несдержанность. Оставить привычную жизнь, бросить всех, кого я люблю ради непонятных целей и призраков сна за Гранью? А ведь придется, потому что отступить, значит, не только смалодушничать, но и подвести всю Хэйву. Какой бы ни была моя неприязнь к людям, многочисленным князьям, королям, императорам, я должна буду нести ответственность за их благополучие и процветание. Даже если они об этом никогда не узнают и ничего не поймут.

Но треклятые слезы все равно выкатились из глаз, как я ни жмурилась.

— Ты справишься, — черное с прозолотью крыло с шелестом распахнулось и легло мне на плечо, как теплая дружеская рука. — Честное слово, я в тебя верю.

— Спасибо, — кое-как ответила я, борясь с желанием разреветься у него на плече. А что еще можно было сказать?

Страшно до желания забиться в угол и зарычать, съежившись. Как будто стоишь на краю глубокой пропасти с острыми скалами на дне, а тебя сзади подталкивают стражники с копьями — спрыгни, приговоренная! Молча я смотрела, как брат выходит вон из спальни и затворяет за собой дверь крылом. А потом не выдержала и разревелась в голос, ничком упав на то кресло, где только что сидел казавшийся оплотом надежности Рей.

Теперь и он оставил меня в одиночестве. Отступил в сторону, предоставив право самой прыгнуть в пропасть. Я не хочу ничего забывать! Не хочу! И не буду!..

Как ни старалась, остановиться я не могла. Слезы текли и текли, разболелась голова. Больно было так, будто живьем резали. Сама того не замечая, я когтила обивку кресла. Хотелось исчезнуть, перестать быть, сжаться в комок и ничего, совсем ничего не чувствовать. Совсем.

Родные руки обхватили меня поперек туловища и с усилием оторвали от несчастной мебели. Я оказалась притиснута лицом к обнаженной груди, привычный теплый запах с отголоском мяты заглушил все остальные. Ваэрден запустил лапу мне в волосы и старательно заурчал на кхаэльский манер. Его тоже пошатывало от слабости, но он делал вид, что ничего подобного не замечает.

— Тише, маленькая, — хрипло зашептал он мне в ухо. — Тише, успокойся. Что тут успело случиться? Рассказывай.

Я всхлипнула и отстранилась, взглянув на него снизу вверх. Впервые так близко и без единой нитки на теле. С могучих плеч складками странного плаща свисало одеяло, под шершавой зеленовато-серой кожей, кое-где рассеченной нитями старых шрамов, перекатывались узлы мышц. Мерцающе-медовые глаза излучали тревогу. И в то же время заставили успокоиться, перестать судорожно всхлипывать и впиваться когтями в собственные ладони. Но меня все еще трясло.

Как же я буду жить, забыв эти глаза?!

— Я ночью говорила с отцом, — усилием воли мне удалось заставить голос звучать ровно. Почти. — Он велел готовиться к Посвящению.

Даэнну вздрогнул и крепче стиснул объятия. У меня чуть не затрещали ребра. На его наготу было плевать.

— Когда? — спросил он, садясь на постель и притягивая меня к себе. Я услышала короткий выстрел мысленного рявка, а затем шорох и приглушенную ругань за дверью — Волк прогнал прочь Рино вместе с завтраком.

— Я не знаю… Просто сказал, что нужно готовиться, и все.

— Значит, не так уж и скоро, — промурлыкал ифенху прыгнувшим до низкого рыка голосом. — И мы успеем сделать все, что нужно до того, как ты отправишься в путешествие.

— Что нужно? — я сидела у него на коленях, прислонив голову к плечу и не хотела ни о чем думать.

— Ты можешь… задержаться. Поэтому я хочу, чтобы до своего ухода ты стала моей женой. Законной женой.

У меня внутри все оборвалось. Нет, я ждала, ждала этих слов. Но не теперь. Не так! До чего нелепо… И не потому что жених нагишом сидит, а я заревана так, что лицо опухло и в носу хлюпает, нет! А потому что это — последний отчаянный рывок обреченных. Нам осталась малость, малость. Малость! Всего лишь крохотная толика времени. Сумеем ли мы им распорядиться? Нет, не просто так, а правильно? Оба мы задыхались, отражая и усиливая бурю чувств, рвавших в клочья воздух в комнате, тяжелый и потрескивающий от разлитой в нем боли. Даэнну то и дело сотрясал кашель, но я не могла, вот провалиться мне на месте, не могла себя заставить разжать пальцы и отправить его обратно под одеяло!

Зачем мы тянули два века…

Воистину, Великий Вещий любит пошутить. Чтоб ему там на Колесе долго и муторно икалось. Да, я знаю, это непочтение к божеству, но чтоб оно провалилось!

И тут хлопнула дверь.

— Это еще что такое? А ну живо под одеяло! Оба!