Коля-Коля-Николай

— Да! — подтвердила Маша. — Вымотал он меня, хоть вешайся. Вот ты, обратилась она к Александру, образумился, не пьешь и правильно делаешь. Водка до добра не доведет.

Вечером мать сказала:

— Тетя Настя сегодня не придет. Я заходила к ней. Старший сын гостит — пьяный на полу лежит доска-доской. Его жена с магазином приезжала, торговать, детей забрала с собой, а вот мужа оставила.

На следующий день я сходил в гости к Михаилу. Он похмелялся. За столом кроме моего товарища сидела тетя Настя и Людмила. Мой друг пил один. Они завтракали.

Михаил тут же усадил меня за стол и принялся угощать.

— Давай Сеня выпьем за Григория, помянем!

Я отказаться не смог, неудобно было, взял предложенный другом стакан и выпил его. Обстановка в доме не располагала к разговорам. У меня не было желания сидеть долго за столом. Соблюдя приличия, я, улучив момент, поднялся, чтобы уйти.

Михаил тут же схватил меня за руку:

— Куда ты?

Бутылка, стоящая на столе, была пуста лишь на половину. Михаил непременно хотел, чтобы мы ее допили. Однако я, поднявшись из-за стола, садиться уже не собирался.

Я долго хлопал друга по плечу, жал ему руку. Мои манипуляции оказали на него непонятное действие. На миг он словно протрезвел и показался мне прежним Михаилом, которого я знал в детстве.

Вырвавшись из его рук, я пошел к двери. Следом за мной вышла Людмила. Она захотела меня проводить. Отбросив назад, лезущие в глаза длинные темные волосы, Шувара сказала мне:

— Я бросила работу. Надоело мне жить на чужбине, хочу найти что-нибудь поближе к дому, а как ты поживаешь?

— Да ничего, нормально! Вот приехал с дочкой в отпуск. — После я, конечно, сожалел, что проболтался, нужно было ничего про Светика не говорить. Правда, о ней Людмиле могла сказать тетя Настя, ее мать.

Людмила внесла в мою жизнь некоторое разнообразие. Ее аура положительно действовала на меня, снимая напряженность, которую всегда изливала в наш дом ее мать Анастасия Ивановна. Порой, как это не странно, но мне хотелось ее видеть снова и снова.

Однажды я не удержался и, хоть знал ответ, спросил:

— Люда, ты замуж собираешься? — и услышал:

— Пока нет, и не знаю, когда это может случиться. Не берет никто! — вздохнула она и как-то по-особому, с грустью посмотрела на меня.

Я думал она поделиться, расскажет мне о том, какой у нее хороший парень. Но ничего подобного не произошло. Возможно, у Шувары никого не было.

Бывали случаи, когда я, увидев в доме Людмилу, пугался ее. Это происходило из-за того, что я не мог обезопасить свою дочку. Спокойно я мог вести себя с Шуварой тогда, когда, например, рука дочки находилась в моей руке, или же если Светик была далеко от нее.

Близость Людмилы подтолкнула меня обратиться к отцу Владимиру Ивановичу. Я хоть и испытывал неудобство, но решил расспросить у него о проклятии семьи Шувар. Для этого я рассказал отцу подробно, ничего не скрывая о болезни Светика. Рассказ отца потряс.

Мы присели на бревна. Он достал сигаретку, прикурил ее и, поправив кепку, начал говорить.

Я думал, что он о проклятии Сафронича знает больше чем кто-либо другой, но рассказ его был не многословным.

— Вот на этом месте, где мы с тобой сейчас пилим дрова, стоял дом. В нем доживал свой век Сафронич, — отец помолчал, неторопливо выпустил изо рта дым. Он курил часто и помногу. Находил в этом какое-то успокоение. Курение помогало ему сосредоточиться. Отец с трудом выдерживал урок, когда работал в школе. И обычно вместе со старшеклассниками бежал посмолить сигаретку. Правда, он бежал в одну сторону, а они в другую.

— Этот дом не был его. Он Сафроничу остался от родителей, — продолжил свой рассказ отец. — У него был дворец. Его, во время раскулачивания, вместе с женой отправили в Сибирь, на выселок. Пропадал он там лет двадцать, прежде чем снова появился в родных местах. Жена не выдержала тяжелых условий, умерла.

Перед тем, как состоялся суд, Сафронич разбросал своих сыновей (они у него уже были взрослыми), по родственникам. Их разыскивать не стали. Они обосновались где-то в Ленинграде или как там этот город сейчас называется?

— Санкт-Петербург! — ответил я.

— Да, точно, Санкт-Петербург, — повторил отец.

— От дома Сафронича — дворца ничего не осталось. Я его разбирал вместе с дядей Тимофеем, Малеем, Буравцом ты их знаешь, и еще было несколько человек. Усадьба у Сафронича была знатная. Богач был. Жил обособлено. Сейчас таких людей называют фермерами. Дом его состоял из полуподвального каменного помещения и верхней деревянной надстройки. Крыша была железная.

Я помнил наш старый дом. У него крыша была из соломы. Он часто тек, когда над селом гремели грозы и шли ливни. Мать подставляла тазы, ведра и прочую посуду, собирая в них воду.

— Так вот этот здоровенный дом, когда Сафронича забрали, через месяц-другой было не узнать — растащили. Правда, одно время мародеров гоняли, но потом началась война, и о доме никто уже не заботился.

Мы разбирали его останки. Он мешал при обработке земли тракторами. Затем, когда дом полностью убрали, проблем с пахотой не стало.