Колян. Дилогия (СИ)

Колян почувствовал, как его втащили в прохладное помещение и бросили на пол. Он осторожно приоткрыл глаза, один из которых заплыл под ударами рифлёных подошв откормленных президентских мордоворотов и осмотрелся. Потом приподнялся на колено, с непроизвольным стоном ощупал себя руками — всё вроде бы цело, не сломано. Умело долбили битюги. Впрочем, переломай ему пальцы — как писать будет? И морду повредить нельзя — вдруг пригодится в переговорах. Если вояка из президента был никакой, то в интригах он явно был, как рыба в воде. Николай отполз к стене и, заслышав шаги, замер, притворившись, что он лежит без сознания.

Дверь с лязгом открылась и в неё втащили двух избитых казаков. Бросив их на пол, конвоиры удалились. Прислушавшись, Колян определил, что они ушли уже достаточно далеко и подполз к казакам. Они дышали. Досталось им, конечно, сильнее, чем ему, тем более, что опыта получать побои у них не было и они не могли как следует сконцентрироваться и расслабиться во время экзекуции. Вначале Николай не мог понять — зачем их-то мордовали, ведь целью служил он, а потом понял — это было психологическое воздействие на него, которое будет усилено, если он не пойдёт на уступки. Вначале ему нанесли побои, болезненные, но, в общем-то, не искалечившие его, потом избили сильно его спутников. Далее они, видимо, будут пытать его товарищей и его, доводя до состояния полного подчинения, выбивая волю к жизни и сопротивлению.

Близилась ночь. В камере стемнело. Спутники Николая начали шевелиться, со стонами и кашлем — видимо, досталось дыхалке, отбили. Николай приподнял их и посадил у стены, постепенно приводя в чувство массажом шеи, рук, спины. Наконец они осмысленно начали смотреть на него.

— Ну, привет, пацаны. Живые, что ли?

— Да хер его знает, Атаман. Отбили всё, суки. Зуб выбили один падлы.

— Давайте, оживайте. Нас ждут великие дела. Сейчас поспите, отдохните, попозже начнём.

Николай закрыл глаза и расслабился, проверяя мысленно каждую мышцу своего организма, приводя в порядок, накапливая энергию. Время текло медленно и тягуче. Он слышал сквозь транс, как сменился караул у сизо, как переговаривались новые часовые, но его мозг сдерживал тело в трансе, сосредоточенно аккумулируя энергию и готовясь выбросить её в неистовом напряжении.

Глава 21. Николай пытается завоевать Новый Владимир

Закон№ 415

Каннибализм категорически запрещен.

Город Н. Владимир затих, накрытый тропической ночью. Уснули и рабы, и рабовладельцы, и народ правового государства, который всегда для политиков был лишь ресурсом для производства рабов. Даже куры на насестах тихо уснули и нахохлились, не задумываясь своими безмозглыми головами о судьбах мира и человечества. Им было жить гораздо легче — их мозгов не хватало, чтобы понять, что, в конце концов, их ожидает куриный суп или жаркое. В отличие от них Колян прекрасно понимал, что живым ему не уйти, и пора бы брать ситуацию в свои руки. Он подполз к казакам, что-то прошептал им, потом подполз к дверям, лёг набок и навзничь, изображая полную отключку, а оставшиеся казаки начали долбить в дверь, крича:

— Помогите! Срочно помогите — атаман помирает!

В «кормушку» заглянул постовой, потом дверь открылась, и в камеру вошли двое охранников, вооружённых пистолетами–пулемётами ПП-91 «Кедр». Вернее, вошёл один, а второй остался страховать его за порогом.

— К стене, уроды! Повернулись быстро к стене и руки за голову!

Казаки поднялись на ноги и встали у дальней стены, заложив грязные, покрытые запёкшейся кровью руки на затылок — верёвки сняли ещё по прибытии в сизо. Захватившие их опасались, что от длительного перекрытия притока крови к конечностям пленные могут вообще лишиться рук. Один охранник перешагнул через Николая и пристально смотрел на пленных у стены, направив на них ствол, второй подошёл к Коляну и стал щупать у него пульс. Тот, изображая крайнюю степень болезненности тихо стонал, пуская изо рта слюну вперемешку с кровью (пришлось разбередить разбитую охранниками губу) так, что казалось, что у него идёт кровавая пена и он вот–вот кончится.

— Гля, походу, он правда загибается. Может ко врачу его?

— Да ты офуел! Какой врач в два часа ночи?