Читаем Коляска полностью

Коляска

Иногда с нами происходят ситуации, которые явно должны были произойти с кем-то другим. Кем-то сильным, ответственным, кто может стать героем истории. Автор рассказа "Коляска" описывает как ответственность сваливается на человека помимо его воли, и как бы он не стремился её избежать, сделать ему этого не дают. Но это не история становления героя, а скорее о самом феномене ответственности и вменении. В рассказе чувствуется влияние Кафки, Беккета и Абэ. Сюр и социальный абсурд сталкиваются с заурядностью и образуют тревожную комичность.

Рушан Юнисов

Философия / Образование и наука18+

Annotation

Иногда с нами происходят ситуации, которые явно должны были произойти с кем-то другим. Кем-то сильным, ответственным, кто может стать героем истории. Автор рассказа "Коляска" описывает как ответственность сваливается на человека помимо его воли, и как бы он не стремился её избежать, сделать ему этого не дают. Но это не история становления героя, а скорее о самом феномене ответственности и вменении. В рассказе чувствуется влияние Кафки, Беккета и Абэ. Сюр и социальный абсурд сталкиваются с заурядностью и образуют тревожную комичность.


Рушан Юнисов


Рушан Юнисов


Коляска


Я шёл по Спиридоновке. Как обычно в это время начинало смеркаться. И тень от листвы обнимала памятник Блоку, пробуждая мертвеца ото сна.

Вроде бы всё как обычно. Обычный я, в своей обычной одежде иду по знакомой до каждой плитки улице пообщаться со всё таким же поэтом. Но кое-что удивило меня, ещё когда я подходил к любимому месту. На углу собралась толпа людей, чего раньше я никогда здесь не видел. Улица прекрасно подходит для прогулок, но уж точно не походит на площадь для выступлений музыкантов или политических митингов.

Мной овладело праздное любопытство, и я решил мельком взглянуть, что же потревожило привычное спокойствие тихой улочки. Выкурив сигарету и кивнув на прощание Александру Александровичу, я направился в сторону толпы. Подходя к ней, я удивился, что вблизи она была ещё больше, чем казалось на расстоянии, и плотные ряды людей продолжали тесниться, заполняя улицу. «Благо ростом вышел – подумал я – хоть смогу разглядеть, что там происходит».

Подойдя к задним рядам, я взглянул поверх голов, и меня удивила картина, привлекшая столько людей, а точнее то, почему столько людей собралось посмотреть на это. Посреди улицы стояла коляска и потихоньку загоралась. Я спросил у людей: «-А почему с дороги не уберут? – Так горит же. – Ну и что? – Сейчас приедут – разберутся.»

Моё минутные любопытство тоже начало разгораться, и я начал искать глазами родителей и ребёнка. Но ни в толпе, ни за её пределами я не увидел виновников торжества. Коляска продолжала гореть.

Вдруг послышался детский плач, и я начал по звуку искать откуда он доносится. «Где-то в начале, отсюда не видно, только почему они свою коляску не уберут с дороги?» – подумал я сначала, но мгновение спустя понял, что плач исходит не из толпы, а из горящей коляски.

Я несколько секунд стоял в ступоре, не понимая, почему никто не подходит вытащить ребёнка. И тут донёсся крик с другой стороны толпы: «Вы чего стоите, ребёнок сгорит сейчас! Пустите!» Но его не пускали. Тут я заметил ещё несколько человек, пытающихся пробраться к коляске. Я уже успел пройти чуть вглубь толпы и тоже начал просить впереди стоящих либо вытащить ребёнка, либо дать мне пройти. «Сейчас приедут – разберутся» – отвечали мне.

Тогда я, как и ещё несколько человек, попытался протиснуться дальше через толпу. Не знаю за что, но я оказался в этом наиболее успешен. Подбежав к коляске, я вытащил ребёнка чуть ли не в последний момент, когда языки пламени уже вот-вот дошли до люльки; хотя сейчас мне кажется, что это преувеличение моей памяти.

Взяв рыдающее чадо на руки, я начал искать его родителей. «Ваш?» – спросил я у молодой девушки, смотревшей на меня во все глаза, будто я вытворил что-то нелепое, будто разделся посреди улицы. Она с отвращением отрицательно покачала головой, и я почему-то почувствовал, что делаю что-то неправильно, словно поступаю некрасиво. Но и от ребёнка надо было избавиться. «Где родители? Не видели родителей? Чей ребёнок? Ваш? Вы не знаете чей?» – так я ходил, обращаясь сначала к людям, чей взгляд был направлен на меня, а после подходя уже ко всем без разбора. От меня либо отступали, как от перегарного алкаша, либо снова отвечали: «Сейчас приедут – разберутся».

Наконец приехали. Несколько машин полиции, пожарные, которым осталось брызнуть пару раз на тлеющие останки коляски из шланга и, по указу «старших», оставаться на месте и чего-то ждать. Ребёнок ещё некоторое время рыдал, но вскоре успокоился и смотрел вокруг беспристрастно, как бы наблюдая за происходящим.

Останки коляски окружили красно-белой лентой и поставили около неё патрульных. Я с младенцем на руках подошёл к ним и рассказал о случившемся. Выслушав историю, они сказали, что с этим надо к начальству.

– А где оно? – спросил я.

– Сейчас приедет лейтенант, с ним поговорите.

– Ну так а ребёнка вы можете забрать?

– Чей ребёнок?

– Я ведь говорю, что из коляски вытащил.

– Вот и держите.

– Так ведь не мой.

– Сейчас приедут – разберутся.

– Хорошо, – сказал я в надежде, что скоро всё закончится, я выдохну от облегчения и пойду рассказывать о произошедшем друзьям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Задача по осмыслению моды как социального, культурного, экономического или политического феномена лежит в междисциплинарном поле. Для ее решения исследователям приходится использовать самый широкий методологический арсенал и обращаться к разным областям гуманитарного знания. Сборник «Осмысление моды. Обзор ключевых теорий» состоит из статей, в которых под углом зрения этой новой дисциплины анализируются классические работы К. Маркса и З. Фрейда, постмодернистские теории Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и Ж. Делеза, акторно-сетевая теория Б. Латура и теория политического тела в текстах М. Фуко и Д. Батлер. Каждая из глав, расположенных в хронологическом порядке по году рождения мыслителя, посвящена одной из этих концепций: читатель найдет в них краткое изложение ключевых идей героя, анализ их потенциала и методологических ограничений, а также разбор конкретных кейсов, иллюстрирующих продуктивность того или иного подхода для изучения моды. Среди авторов сборника – Питер Макнил, Эфрат Цеелон, Джоан Энтуисл, Франческа Граната и другие влиятельные исследователи моды.

Коллектив авторов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука
Том 12
Том 12

В двенадцатый том Сочинений И.В. Сталина входят произведения, написанные с апреля 1929 года по июнь 1930 года.В этот период большевистская партия развертывает общее наступление социализма по всему фронту, мобилизует рабочий класс и трудящиеся массы крестьянства на борьбу за реконструкцию всего народного хозяйства на базе социализма, на борьбу за выполнение плана первой пятилетки. Большевистская партия осуществляет один из решающих поворотов в политике — переход от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества, как класса, на основе сплошной коллективизации. Партия решает труднейшую после завоевания власти историческую задачу пролетарской революции — перевод миллионов индивидуальных крестьянских хозяйств на путь колхозов, на путь социализма.http://polit-kniga.narod.ru

Джек Лондон , Иосиф Виссарионович Сталин , Карл Генрих Маркс , Карл Маркс , Фридрих Энгельс

История / Политика / Философия / Историческая проза / Классическая проза