Коляска

– Не знаю. Но это очень оживляетъ петербургскій пейзажъ, не правда-ли? Между соснами и березами, посреди нашихъ «ванекъ», которыхъ тутъ больше чмъ колясокъ, и вдругъ такой выздъ… Какъ вы думаете, maman, не поставить-ли мн въ число условій брачнаго контракта, чтобы мой мужъ умлъ править парою цугомъ?

Анна Петровна исподтишка вздохнула. Она не любила, когда дочь трунила надъ замужествомъ. Своимъ женскимъ и материнскимъ инстинктомъ она угадывала, что это подтруниванье – только маска, и что дочь очень тяготится своими двадцатью семью годами.

– Биби, Биби, ты видишь Валевскаго? – вдругъ быстро толкнула она дочь. – Вонъ детъ въ пролетк, навстрчу. А между тмъ той, знаешь… кажется, нтъ сегодня.

Биби давно уже видла и Валевскаго, и даже то, чего не видла мамаша. На лиц ея опять появилась маленькая гримаса.

– Это даже несносно, maman, какъ вы ничего не понимаете, – сказала она. – Разв вы не замтили впереди коляску съ двумя дамами?

– Ну, такъ что-же?

– Вотъ эта, съ нашей стороны, брюнетка въ лиловой шляп – его теперешняя страсть. Съ той онъ давно разошелся.

Анна Петровна заколыхалась, схватила лорнетъ и впилась съ пожирающимъ вниманіемъ въ указанную ей даму.

– Кто-же? кто это? – спрашивала она задыхающимся голосомъ.

Биби пожала плечами.

– Разв вы не видите, кто? – протянула она презрительно.

– Но откуда ты всегда все это знаешь? – удивилась Анна Петровна.

– Очень просто: надо умть заставить мужчинъ разсказывать. Они вс готовы чортъ знаетъ что другъ про друга сообщить… разумется, подъ секретомъ. Секреты пріятелей… о! – если-бъ я ихъ записывала, составилась-бы толстая книга, и прескверная. Но я не могу завести такую книгу, потому что это слишкомъ отзывается старой двой.

Валевскій между тмъ соскочилъ съ пролетки, и медленно пробираясь между знакомыми, подошелъ къ коляск Анны Петровны. Съ нимъ подошли еще нсколько знакомыхъ. Произошелъ обмнъ обычныхъ привтствій.

– У васъ будутъ «дни» въ Петергоф? – освдомился баронъ Рогеръ, пожилой господинъ съ волосами такого желтаго цвта, какого не бываетъ въ природ.

– Непремнно. По четвергамъ у насъ даютъ, какъ въ прошломъ году, – отвтила Анна Петровна.

– Я увряю maman, что наши петергофскіе четверги – общеполезное учрежденіе, – подхватила Биби: – тутъ встрчаются вс узжающіе изъ Петербурга со всми возвращающимися въ Петербургъ.

– Вы говорите это не съ злымъ умысломъ? – улыбнулся Валевскій. – Я не буду ни въ числ первыхъ, ни въ числ вторыхъ, потому что остаюсь здсь до осени; но это не лишитъ меня права бывать у васъ, не правда-ли?

– О, еще бы! Но неужели вы все лто въ Петербург?

– Представьте, у насъ въ канцеляріи столько узжающихъ, что я не могу получить отпуска.

– Но это прекрасно, мы будемъ очень часто васъ видть! – вмшалась Анна Петровна.

– Monsieur Валевскій, я страшно хочу пить; не проводите ли меня до кіоска? – обратилась къ нему Биби.

Валевскій помогъ ей выйти изъ коляски, и они пошли рядомъ.

– Вы интересуетесь сколько нибудь моимъ мнніемъ? – неожиданно спросила Биби.

– Безъ сомннія. Но о чемъ или о комъ?

Биби быстро на него взглянула, и въ этомъ взгляд опять сверкнуло свойственное ей задорное выраженіе.

– Конечно, о женщин. По моему, она – прелесть; совсмъ прелесть. И одвается восхитительно, что – большая рдкость у насъ.

– Я не знаю, о комъ вы говорите… – нсколько смутился Валевскій.

– О ней, о лиловой шляпк. Прелестное лицо, масса женственности, и не слишкомъ много пикантности. Слишкомъ много – не хорошо, вы понимаете.

– Вы судите изумительно тонко… И знаете, что я вамъ скажу? Надо быть умной, какъ вы, чтобъ…

Онъ пріискивалъ выраженіе.

– Чтобъ завести такой разговоръ? Эта маленькая привилегія моихъ двадцати-пяти лтъ. Я уже могу знать жизнь и понимать ее довольно тонко, т. е. правильно смотрть на ея грубую сторону.

– А что вы называете грубою стороною жизни?

– Напримръ, отношенія мужчины къ женщин.

– А-а! Но не въ брак, конечно?

– Напротивъ, въ брак больше всего. Вы видите я не тороплюсь выходить замужъ – и можетъ быть именно потому, что ненавижу брачную идиллію. Мужъ, о которомъ я мечтаю – а я позволяю себ иногда это маленькое развлеченіе – долженъ смотрть на всю эту романтику очень грубо, какъ я сама смотрю на нее.

– Очень интересно… какъ именно вы смотрите?

– Хотите знать? Я считаю, что въ брак важны дв вещи: медовый мсяцъ, и затмъ – полная свобода для мужа, а для жены – увренность, что оба они смотрятъ на жизнь одинаково, и что поэтому онъ всегда будетъ чувствовать себя хорошо съ ней.

Валевскій молча довелъ Биби до кіоска. Онъ имлъ видъ человека, неожиданно впавшаго въ новый и любопытный кругъ мыслей. Варвара Павловна тоже молчала; она не хотла помочь ему выбраться изъ положенія, въ какое его поставила, и ршила ждать во что бы то ни стало, чтобъ онъ заговорилъ первый.

Они уже возвращались къ коляск, когда Валевскій вдругъ произнесъ совершенно серьезно:

– А знаете, вдь это безнравственно, то, что вы высказали.

Биби вспыхнула, и проговорила про себя: «онъ глупъ».

– Что такое нравственность? – возразила она, иронически передернувъ плечами. – Это хвостъ, который произвольно подвязываютъ къ чему угодно.