Колючая земляника

Поднялась с кресла, опустилась на кровать и положила голову ей на колени.

— Не злись, цветочек мой, — мамины пальцы распустили гульку на макушке и стали нежно-нежно поглаживать волосы.

— Я пытаюсь, мамуль. Но мне так больно, — признаваться в этом маме оказывается очень легко. — Я уже и не знаю, сколько люблю его. Это чувство будто срослось со мной. Я пытаюсь забыть, осознавая, что ничего не выйдет у нас, но будто сама Вселенная не позволяет. Абсолютно всё складывается так, чтобы забыть я не смогла. И я злюсь, очень сильно злюсь, что те, кто помогать мне в этом нелёгком деле, наоборот, толкают меня обратно в эту пучину боли.

— Девочка моя, — мама провела пальцами по моей щеке, — давай говорить начистоту. Не забудешь ты его. За другого даже если замуж выйдешь, Герасима любить будешь. Всю жизнь.

— А как же первая любовь? Забудется?

— Ошибалась я. Пока не увидела, как больно тебе тогда было.

— Тогда почему? Почему ты толкаешь меня в объятья к тому человеку, который боль мне причиняет? — снова слёзы, которые сдержать не получается.

— Потому что материнское сердце чувствует, что счастлива ты будешь с Герасимом. Потому что есть одна вещь, о которой ты не знаешь… — тяжело выдохнула и замолчала.

— И рассказать ты о ней не хочешь?

— Не могу. Слово дала.

— Герасиму? — спросила, а в ответ молчание. — Герасиму, значит. И что же такого я не знаю? Причина, по которой он меня постоянно отталкивает? Унижает?

— Он не унижает, доченька, — мама тоскливо вздохнула, стирая дорожки слёз с моих щёк. — Он пытается отгородить… тебя и себя.

— Не понимаю, — я зажмурилась до звёздочек перед глазами. — Зачем?

— Не могу сказать. Знаешь, с твоим папой мне было непросто. Тяжело. Он красивый такой… Самым красивым парнем на нашем потоке был. Весёлый, умный, душа компании. Его все обожали — преподаватели, студенты. К нему тянулись. А я… Как в глупых мелодрамах — тихая-тихая, стеснительная, не любящая шумные компании и находившее покой лишь в комнате в общаге. И нет, он меня не заметил с первого взгляда. И со второго тоже, — я распахнула глаза, поэтому увидела горькую улыбку мамы. Она вновь вернулась туда, в годы своего студенчества. — Он мимо смотрел, не разговаривал со мной никогда. А я… А впервые влюбилась и была готова совершать необдуманные поступки. Даже у соседки по комнате одежду просила, лишь бы заметил. Но и это не помогало. С Ромой часто заигрывали, девушки кружили вокруг него, глазки строили, а я этого, хоть убей, не умела. Не знаю, откуда у меня тогда смелость взялась, но я специально налетела на него. Уронила книги. Рома помогать стал. И да. Я добилась своего. Роман Земляникин обратил на меня внимание. И позвал на свидание. А через две недели его подстрелили. Знаешь, как было неспокойно в то время… Нарваться на дурную компанию раз плюнуть… Вот и Рома нарвался в подворотне. Деньги у него отжать хотели. Но денег не было, а было кольцо. Дешёвое, почти ничего не стоящее. Но его забрали. А Рому, — мамин голос задрожал, — оставили на земле. Истекать кровью. Пуля застряла в позвоночнике. Стреляли в спину. Ноги отнялись, врачи говорили, что Рома никогда не сможет ходить. Врачи вообще плюнули на него. С того света вытащили, достаточно. Боже, как вспомню ту палату с тараканами, холодную, как в склепе, — мама передёрнула плечами. — Мне как сказали девчонки с общаги, что Рому подстрелили, я думала, что жить перестала. Не помню, как добралась до больницы. Помню только долгие часы ожидания. И равнодушный голос доктора. И совет. Бросить Рому, потому что парень слишком плох. Я тогда ударила его. Со всей силы. Нос разбила. Сломала, кажется, — мама улыбнулась гордо. — В палату зашла, а там Рома. Белее постельного белья. Отвернулся, сказал, чтобы я ушла. Наговорил глупостей, что встречаться со мной стал на спор. Что не любил никогда. Что врал. Говорил и говорил гадости, не прекращая, пока я в слезах не сбежала. Только в общаге поняла, зачем он это делал. Отпускал. Смирился со словами доктора. Не хотел быть обузой для меня. На следующий день всё повторилось. И так было два месяца. Каждый день. Я приду — он начнёт гадости говорить, я массаж делаю — нашла женщину, специализирующую на этом, и научилась у неё, как мышцы разминать — он брыкается. Не хотел, чтобы я его слабым видел. Похудел весь. От того весёлого паренька ничего не осталось. Глаза стали злыми, настороженными. Но я видела, что у него они вспыхивают радостью, когда я захожу. Как выдыхает облегчённо. Он мне гадости, гонит меня прочь, а я вспоминаю все те слова, что он шептал в те две недели, что мы вместе были.

Мама замолчала, а я поняла, что дыхание затаила, слушая внимательно. Я и не знала, что родители через такое прошли. Просто видела и знала всегда, что любят они друг друга безумно. Так, что порой неловко с ними находиться в одной комнате.

— И что же дальше? — поторопила.