Колючая земляника

— Маленькая, я знаю, как это больно терять того, кого любишь. Как ты сможешь жить дальше, когда я умру? Проснёшься утром в кровати, зная, что меня нет. Зная, что только вчера я спал рядом. Зная, что мы занимались сексом в этой кровати. Зная, что мы завтракали на кухне. Лиль, — он нежно погладил пальцами меня по лицу, — я даже детей иметь не могу. Процент того, что от меня кто-то забеременеет просто микроскопический. Маленькая, тебе это не нужно. Я тебе не нужен, — Гер поджал губы.

— Знаешь что! Позволь мне самой решать, кто мне нужен, а кто нет. Сколько лет мы потеряли, Герасим Назаров? Сколько лет ты считаешь, что так будет лучше? Все четыре года?

— Лиль… — поморщился.

— Ты просто… Герасим! Каждую. Минуту. Я. Хочу. Быть. С тобой. Слышишь меня? Мне плевать на то, что ты говоришь! Детей не будет? Плевать! Усыновим! А рак сейчас лечат, Гер! И тебя вылечат, я знаю. Ты же, — я стала гладить лихорадочно его лицо ладошками, — должен вылечиться ради меня. Если ты меня любишь, если я тебе дорога, то ты обязан просто вылечиться. Слышишь меня? Ради меня!

Глаза моего сильного и несокрушимого мужчины чуть покраснели. Он ресницы быстро опустил, скрывая от меня свою слабость. Он вообще свою слабость мне показывать боится. Глупый. И такой любимый.

— Герасим… — начала, но вой сирен заставил осечься.

Герасим поставил меня на пол, к стене, коротко поцеловал в лоб и скомандовал:

— Стой здесь, я разберусь. Я дам им записи с видеокамер и показания. А ты спать иди.

— Я хочу тебя дождаться. Мы не закончили наш разговор, — упрямо сказала я.

— Иди в комнату, Лиль. Я приду.

И по глазам увидела, что не лжёт. Что-то изменилось в наших отношениях. Я поняла, что больше он не будет сбегать. И лгать. И отталкивать. Поэтому пошла в душ, где смыла усталость и негативные эмоции этого дня. Снова вспомнились слова бабушки Демьяна.

Слушай только своё сердце.

Сердце мне шепчет лишь о том, что я хочу быть с Герасимом. Хочу быть его женщиной. Женой. Любимой.

Верь глазам.

Ведь именно глаза Гера не скрывают его эмоций. Они всегда смотрят в самую душу. С такой нежностью. С восхищением каким-то. Будто он хочет вновь и вновь смотреть на меня. Не отрываясь.

Не верь своим ушам.

Теперь мне понятно, для чего и с какой целью Герасим говорил мне те слова вчера утром. Дурак! Какой же он дурак! Ведь два года назад, там, на обрыве, он смотрел на меня так жадно. А может он ещё раньше полюбил меня? Ведь в мой шестнадцатый день рождения он явно ревновал! Наряд мой ему не понравился. И все четыре года мы потеряли. Потому что он всё за меня решил. Скрывал так долго, что болен. И ведь мама знала. Вся семья знала. Кроме меня. Дура я! Как есть дура. Ведь я даже не поинтересовалась, какое лекарство ему колола. Так мозг рядом с ним потёк, что даже не стала искать в интернете. А меня ведь смутило, что его ягодицы все синие.

Верно полагает, что случится что, ты следом уйдёшь. Как лебедь.

В этом я тоже не сомневаюсь. Герасим наивно полагает, что если даже он отталкивает меня, я смогу пережить его смерть. Слово ужасное, комом в горле встающее. Я просто от тоски сдохну. Как пёс. Потому что никого я не люблю так сильно, как Герасима. И с каждым годом моя любовь к нему лишь становится сильнее. Каков смысл жить в мире, где нет его? Может это и эгоистично, но у родителей есть пять детей. Они переживут. А я нет.

Любовь исцеляет.

Интересно, могу ли я надеяться, что Герасим вылечится? Ведь одно дело верить, загадывать, мечтать. Увы, такой серьёзной болезни плевать на мечты и планы. У неё свой план — убить человека, сожрать его изнутри, высосать все силы. Мила сказала, что бабушка Демьяна не ошибается. Но… Это совершенно незнакомые и чужие мне люди. И человек ошибается всегда. Поэтому я не могу верить словам женщины. Полностью не могу верить. Потому что привыкла ха свою жизнь ждать худшего, чтобы радоваться лучшему.

И даже дитя вижу.

Неужто мы попадём с Герасимом в тот малый процент, кто может иметь детей? Тряхнула головой. Эти мысли пока неуместны. С Герасимом мы нормально ещё не поговорили.

Спины вдруг коснулся холодный воздух. Я обернулась резко и увидела широкоплечую фигуру в проёме.

Глава 19

Герасим застыл в проёме, а мне показалось, что в ванной комнате резко стало мало места. Я руками попыталась прикрыть грудь и между ног. Но только меня это ни капли не спасло. Гер посмотрел так, что колени задрожали. Окинул меня таким жарким, пожирающим взглядом, что меня волной желания окатило. Такой сильной, всепоглощающей, что даже в кончиках пальцев засвербело. От желания в его руках оказаться. Снова жадные губы почувствовать на устах. Но я только смущённо отвернулась и кашлянула, пряча взгляд.

— Гер, — голос мой был похож больше на писк мышонка, — ты здесь чего?