Случайно подслушав телефонный разговор отца с очередной клиенткой, Малика решилась тайно посетить сеанс гадания. Она заранее вытащила из буфета банки и коробки, освободив место для себя. Скорчившись в неудобной позе, легла так, чтоб щель между дверцами оказалась как раз напротив глаз. Ждать долго не пришлось. Клиенткой оказалась молодая девушка в роскошной светло-рыжей шубе. Малика сразу решила, что гостья самая красивая на свете, хотя бы потому, что ни одна деталь её гардероба не была чёрной. Шубу девушка расстегнула, но не сняла, обозначая кратковременность своего визита.
Первым сел отец, после недолгого колебания на край стула присела и девушка. Без экивоков и предисловий она приступила к делу.
– Мне нужно, чтобы вы помогли избавиться от ребёнка.
Профессор нахмурился.
– Может, вам в женскую консультацию обратиться?
Девушка заёрзала на стуле.
– Ребёнок не мой. Беременна другая женщина.
Профессор приподнял бровь, его пальцы нервно теребили колоду карт.
– И какой же помощи от меня вы ждёте?
Девушка на мгновенье растерялась.
– Сделайте заговор на смерть ребёнка.
Андрей Иванович наклонил голову к плечу, став похожим на чёрного нахохлившегося ворона. Малика затаила дыхание, учуяв напряжение, искрящее в воздухе. А вот гостья не почувствовала, как изменилось настроение Профессора.
Внешне он оставался спокойным, но голос уже дрожал.
– Как вы обо мне узнали?
– Какая разница? – Гостья встала и сделала шаг к двери.
Андрей Иванович проявил редкостное хладнокровие, не выгнав девушку сразу же, и нашёл в себе силы произнести:
– Я не занимаюсь такими вещами. Мог бы погадать, но, пожалуй, откажусь.
Девушка отрицательно махнула головой.
– Без вашего гадания знаю своё будущее. Сергей женится на Валерии из-за ребёнка, и навсегда будет для меня потерян. Я хорошо вам заплачу.
– Нет. Уходите.
Малика явно слышала гнев в голосе отца, который всё ещё оставался незаметным для гостьи. Какое-то время девушка смотрела на него, словно пыталась убедить взглядом, но, не получив ответа, ринулась к выходу.
Андрей Иванович около минуты не шевелился, смотрел в одну точку. Резко вздрогнув, будто его тело прошибло током, опустился на стул и разложил карты. Молча рассматривал стол, будто вообще ничего не видел. Разозлившись, смахнул получившийся расклад со стола и вышел из комнаты.
Выждав на всякий случай минут пять, Малика выбралась из буфета. Нога онемела от лежания в неудобной позе, кровообращение восстанавливалось медленно и с неприятным покалыванием. Её взгляд наткнулся на несколько карт, оставшихся на столе. Три из четырёх мастей – пики, в том числе перевёрнутый туз. Насколько девочка помнила, это означало для кого-то верную смерть. В тот день это слово не взволновало Малику, она вообще не задумывалась о смерти до семи лет.
Малика хорошо запомнила последний день лета, но не потому, что ей предстояло пойти в первый класс. В тот день она впервые увидела похороны.
Малика выбежала во двор и остановилась на крыльце, обдумывая, чем лучше заняться: половить ящериц на пустыре или забраться на ничейное персиковое дерево во дворе и достать последние в этом году плоды с самой верхушки. Её озабоченный взгляд прошёлся по детской площадке, губы скривились в презрительной усмешке: на краю песочницы сидел Кирилл. Он больше не играл в одиночестве, легко и быстро влился в дворовую компанию и даже временами верховодил, придумывая новые развлечения. Задиристые Сенька и Виталик, старше на целый год и уже второклассники, позволяли иногда поруководить. Будучи уже школьниками, обычно они пытались помыкать малышнёй, гоняли её по выдуманным поручениям и нередко задирали. По отдельности их не воспринимали, только вдвоём, хотя выглядели они словно противоположности друг друга. Сенька – весь удлинённый, тонкий как цапля, с белёсыми бровями и такими же невыразительными ресницами. Виталик был коренастый как бочонок, смуглолицый, с одной пушистой бровью над угольно-чёрными глазами.
Новенький, казалось, не сделал ничего для того, чтобы стать заводилой, просто не боясь высказывал своё мнение и знал много необычных игр. Если Кирилл появлялся во дворе, Малика находила себе другое занятие где-нибудь подальше, злясь на друзей, предавших её, и на саму себя за упрямство.
Малика раздражённо фыркнула и отвернулась, глаза наткнулись на странный деревянный сундук у соседнего подъезда. Подъехала машина, из неё выбрались незнакомые люди, одинаково хмурые и ссутуленные горем. Из подъезда вышло ещё несколько человек, таких же печальных и молчаливых, они молча обнялись с приезжими.
Девочка подкралась поближе и остановилась возле лакированной крышки гроба, пристроенной у стены. Она коснулась гладкой поверхности и, найдя в группе людей знакомую старушку, спросила:
– Это что за сундук такой?
– Это гроб, – тихо отозвалась пожилая женщина, подходя ближе к девочке.
– Что там будут хранить?
– В него положат Веньямина Михайловича.
Малика опешила.
– За что? – Она оглянулась на крышку гроба, оценила её узость и заволновалась. – Там же совсем неудобно, на бок не ляжешь.
Старушка тяжело вздохнула.