— Привет, любовь моя, — сказал прямо в поцелуй, — тебе получше?
Блонди трепыхнулся и завис.
— Дим, — спросил испуганно, пытаясь отстраниться, — Дим, что-то случилось?!
Он не врубался, не мог: не привык, бедный, получать от меня букетики, даже на дни рождения.
…А после некоторые умные газовые магнаты жутко удивляются, откуда вдруг берутся Вадики. «Оттуда» и отнюдь не «вдруг». Вадики ухаживать не ленятся, р-р-р, и ценят, кто им отдался.
— Я очень тебя люблю, Лер, — сообщил я, отправляя блонди в приступ психоза, — так люблю… Простишь за всё? — и аккуратно положил ему на живот коробку конфет.
Валера дышать забыл…
— Шоколад?.. — проблеял он, окончательно теряясь.
Я пожал плечами:
— Разведка донесла. А ты не рад?
Рад? Никогда раньше не видел у супруга такого занятного выражения лица. Шок и… отчаяние навылет раненого существа.
Блонди повозился под моими руками, перехватил подношение, прижал покрепче к груди, будто защищая от посторонних посягательств, и рывком сел.
— Ты, — проговорил дрожащим, прерывающимся в волнении голосом, уточняя, — Дим, — кашлянул, — мне купил конфеты?!
И метнулся, роняя коробку, захлебываясь стоном, прочь, на пол, по пути сшибая с тумбочки вазу. Отскочил на пару шагов, вытянул вперед трясущуюся руку.
— Т-ты в-в-все же в-в-выбрал, — выдавил, заикаясь, а по щекам уже побежали слезы, — я… я п-п-понимаю… К-к-ког-гда в-веещ-щи со… со… — не договорил, опустился на колени, скорчился, закрываясь руками.
Оо-о-о-о, твою же мать! Я — идиот!
Нет-нет, это вовсе не то, что ты подумал! Моя ласточка, мальчик мой ненаглядный, мое светловолосое чудо…
— Лера!.. Лерочка!!!
Каким образом я тоже оказался на ковре, собирая бьющегося в глухой безнадежной истерике супруга в охапку?
Блонди отчаянно взвыл, заметался, запрокинул смертельно бледную мордашку, вцепился пальцами так, что рубашка затрещала по швам.
— Куд-д-да? — выговорил с трудом, клацая зубами, пытаясь сфокусировать разбегающийся взгляд, — снова М-м-мар-рату?.. Лучше… убей…
Подарил, называется, букетик с ликером.
Охуенно подарил.
Еще одного ёжика в тумане б не получить…
Я встряхнул заходящегося криком супруга, но не помогло, пришлось слегка хлестнуть по лицу. Лерка жалобно пискнул и заткнулся, почти обвис в моих объятиях.
— Димочка, — взмолился, колотясь осиновым листиком, — умоляю…
Он снова не в состоянии был договорить.
Но я и сам прекрасно знал, что именно не сумел сказать Лерка: «Только не в бордель».
Я успокаивал впавшего в полнейший душевный раздрай любимого долго: выцеловывал его, шептал ему много-много нежных, ласковых слов, вытирал слезы и отпаивал принесенным из бара коньяком, а потом мы страстно и горячо мирились, скрепляя обновленный союз телами — прямо в луже пролитой из упавшей вазы воды, давя в кашу — солнечно-желтые, да-да — лилии.
Лилии во всем и провинились, проклятые! Ну откуда мне было знать, что желтый — цвет расставания?
Не приносите любимым желтых цветов, никогда, не пугайте понапрасну призраками. Хорошо?
====== Глава 54. Дима. Декабрь 2013г. Инь и янь, и я при них. Часть 1 ======
Мы готовились к Ёжинькиной выписке тщательно, украсили его комнату букетами роз и гирляндами — весь вечер под потолком ползали, прицепляя мишуру. Точнее, ползал Лерка, как молодой и цепкий, а я ему подавал снизу необходимое.
Все время, что мы работали, у меня не проходило ощущение — блонди хочет сказать нечто важное, но не решается. И вот подвешен последний фонарик…
— Да говори уже! — почти взмолился я, не выдержав напряжения.
Младший господин Воронов степенно, бочком слез со стремянки — берег залюбленную жопочку — помялся, попереступал с ноги на ногу и озадачил: — А почему не нашу общую спальню?
А действительно, почему?!
Опять я, похоже, пролошился. Три часа возни коту под хвост. Переделывать придется, однако…
— Может, так оставим? — спросил я с надеждой.
Блонди покачал головой.
— Нет, — вздохнул, — Ёжик увидит и поймет неправильно.
В результате спать мы легли где-то в час ночи совершенно измотанные. Над нашими мертво отрубившимися телами мирно поблескивали в льющемся через окно лунном сиянии зеркальные разноцветные дождики.
…А теперь попробуйте догадаться, кто сидел в палате у нашего любимого, уже одетого, трепещущего в ожидании, с собранной у ног сумкой, когда я и Валера приехали его забирать? Правильно, Вадим. Мужчина говорил громко, оживленно жестикулируя, и оба были столь сильно увлечены общением, что не заметили появления зрителей.
Я, мучимый ревностью и любопытством одновременно, сделал передернувшемуся в испуге блонди знак молчать, притиснул его к стене локтем и весь обратился в слух.
— …разуй уже глаза! — почти орал русый, напирая. — Он — чудовище! До реанимации тебя довел, до скальпеля! Ты из-за него едва не умер! — и, дрожа голосом, простирая руки в мольбе, на тон ниже, бархатно, — Сережа, котёночек, уедем со мной… Я… Я любить тебя буду, клянусь, как он никогда не сумеет, подарками завалю, пылинки буду сдувать… Ёжа, сердечко мое… Малыш…