Колючка

Я снова мотаю головой, язык будто прилип к нёбу, хотя я теперь все понимаю. Вот почему за мной приехал король, вот причина, которой даже мать не могла угадать. Вот почему Кестрин так хорошо знал о моем прошлом дома и понял, что Валка самозванка, и вот почему Ветер сумел найти меня вновь, на чужой земле. Потому что это всегда был он.

Кестрин слетает с коня раньше, чем успевает остановиться возле нас. Я не могу прочитать чувство в его глазах. Меня снова бьет дрожь, неверие выливается в уверенность, потрясающую до нутра, потому что такого вообразить о Кестрине я не могла. Он был моим другом задолго до того, как мы встретились, он не отпускал меня потому, что заботился.

Теперь он лишь мельком смотрит на меня, скользит по мне взглядом и обращается к Даме:

– Что бы ты с ней ни сотворила, прекрати это.

– Помилуйте, мой принц, что она для вас? Просто гусятница… – Дама смеется, от едкого хохота туманится в голове. – В самом деле, пропади она, никто и не заметит.

Глаза ее обращаются ко мне, пустые впадины в черепе. Она лениво машет рукой, и цепь впивается в горло так крепко, что едва не ломает мне шею. От силы давления подгибаются ноги. Я лечу вниз, падаю на руки, едва замечая жар в уже ободранных ладонях. Тянусь к горлу и скребу ногтями кожу, но добраться до цепочки не могу.

– Хватит! – Кестрин уже возле меня, гладит пальцами мою шею, но даже колдовством не может разомкнуть хватку удавки.

– Ну разве не весело? Неужели не нравится видеть принцессу у своих ног? – спрашивает Дама смешливым голоском, словно я не задыхаюсь у нее на глазах. – В вашем роду ведь было принято наслаждаться подобным.

Перед глазами пляшут черные точки. Я вот-вот упаду, руки тоже больше не держат, но меня ловит Кестрин, бережно опускает на землю. Хотя бы умру не в одиночестве.

– Алирра.

Кестрин не отводит рук от моего горла, но, как ни старается, не может коснуться чар.

– Осталось не так уж много времени, чтобы помочь ей.

– Проклятье, – шепчет он. – Что тебе нужно?

– Ты.

Темнота густеет и тянет в глубину.

Я смутно слышу, как принц говорит:

– Да будет так.

Глава 35

Равнины уже окрасились в розовые оттенки раннего вечера. Трава мягко колышется на легком ветерке. Неподалеку пасется вороная лошадь. Мимо, спеша обратно в улей, жужжит пчела, мгновение любопытно кружится надо мной. Скоро поля станут серыми, потом потеряются в темноте. Я не помню, будет ли сегодня в небе луна, чтобы осветить мне путь до ворот.

Зато помню ужасающе ледяное лицо Дамы и голос отдающего себя в ее руки Кестрина. Все это время я думала, что его предаст Валка. Но она была для Дамы лишь одним из способов заполучить принца. Меня тоже сделали наживкой в ловушке. И в конце концов именно я стала орудием его погибели.

Я медленно сажусь, ушибленную спину ломит так сильно, что остальные мелкие ссадины и синяки едва напоминают о себе. Тяжело дышу ртом и жду, пока боль утихнет. Подниматься приходится долго, ноги совсем не хотят слушаться. Кажутся ватными и, когда я наконец встаю, бьются друг о друга коленками. Я гадаю, не стала ли старухой, пролежав без сознания долгие годы. Смотрю на ладони, но вижу те же юные, загрубевшие в работе руки гусиной пастушки, темные от засохшей крови.

Я медленно продвигаюсь к лошади. Надо добраться до города, сколько бы времени ни утекло. Вернуться на конюшни, как-то рассказать обо всем королю, и… я не знаю, что будет дальше. Сомневаюсь, что он меня простит.

Примчавшая Кестрина лошадь оборачивается на мои шаги, прижимая уши и сверкая глазами, отметина на лбу призрачно белеет в сумерках.

– Луноцветка, – шепчу я, узнав вороную. В горле саднит, от одного слова боль обжигает так, что из глаз льются слезы.

Лошадь храпит и бочком отходит прочь.

Когда пытаюсь взять поводья – отскакивает и трусит от меня.

– Луноцветка, нет! – Я пытаюсь догнать ее, но цепляюсь башмаком за торчащие корни и валюсь на траву. Сворачиваюсь в комок, судорожно глотаю воздух.

Придется идти пешком весь долгий путь до дома. Придется идти, а я почему-то не могу даже нормально держаться на ногах. С губ срывается какой-то скулеж – глупый, беспомощный звук. Надо вставать, а не валяться и стонать.

В двух шагах от лица появляется копыто. Я гляжу на него и стараюсь не шевелиться. Лошадь опускает нос и фыркает на меня, обдавая шею и затылок теплым воздухом.

– Луноцветка, – снова говорю я, тихо, едва решаясь поверить.

Она поднимает голову, глядит настороженно, но она здесь, вернулась ко мне.

Я опять сажусь, с трудом поднимаюсь, а она все ждет. Когда снова тянусь к поводьям – позволяет за них ухватиться. Пока пытаюсь неуклюже взобраться в седло – косится с явным неодобрением, но не двигается, пока мои каблуки не трогают ей бока.

– Люблю тебя, – сообщаю я.

Она слушает, повернув уши, и мы отправляемся к городу.

Приезжаем к воротам без происшествий. Я не поднимаю глаз на Фаладу, не могу решиться заговорить с ним теперь, когда по-настоящему, необратимо предала Кестрина.

– Это она! – раздается мужской голос, едва мы выезжаем из-под свода.

– Стоять! – приказывает другой.