Колючка

Я быстро шагаю уже знакомыми улочками, оставив часовню позади. Трижды стучусь в дверь к Артимьяну, прежде чем примиряюсь с тем, что его здесь нет. Сгорбившись на темной площадке, плавая в зловонье мусора и пота, я распускаю косу, отделяю тоненькую прядь и отрываю ее зубами. Обматываю вокруг ручки и пробираюсь обратно к конюшням, пытаясь представить, сколько Красный Сокол готов сделать в уплату своего долга и попросит ли что-нибудь в ответ, если сделает больше.

Я просыпаюсь посреди ночи. Что-то не так, чего-то не хватает, в комнате слишком тихо. Я резко сажусь, сбрасываю одеяло, и Сальвия просыпается со всхлипом.

– Виола, – говорю я, протянув руку. Кожа ее холодна.

– Нет, – шепчет Сальвия. – Ох, нет.

Виола умерла.

Глава 32

Дуб с Ясенем уходят на рассвете, с лопатами на плечах. Мы с Сальвией в последний раз омываем Виолу. Приносим из нашей спальни тунику и юбку и осторожно ее одеваем. Этот наряд я отдала ей когда-то взамен одежды, что подарила мне она. Руки действуют словно сами по себе, помогают Сальвии завернуть Виолу в полотно и обвязать его. Я не могу до конца поверить в реальность того, что мы делаем.

Джоа подгоняет повозку с дном, укрытым слоем мягкого сена, и они с Рябиной выносят Виолу наружу. К нам приходят работники из первой конюшни, а с ними и осунувшийся Массенсо. Мы едем рядом с Виолой, Джоа правит через городские ворота и дальше по Западной дороге, поворачивая к северу на всех перекрестках, следуя доселе незнакомым мне путем.

Когда мы прибываем, Ясень и Дуб еще копают. Они меняются с Рябиной и Массенсо, работают по очереди, пока могила не становится достаточно глубокой. Закончив работу, братья опускают Виолу в землю. С нами нет Говорящего, что произнес бы молитвы; его, похоже, и не ждут.

Мы стоим у могилы, Дуб хриплым, надломленным голосом зачитывает Прощальное Благословие, затем каждый бросает вниз по горсти земли. Она рассыпается по белому полотну, звук едва слышен из-за движений множества людей, но врезается в память. Даже когда мужчины уже закопали яму, я все еще слышу, как те, первые мелкие горсточки падают на Виолу. И не сказать ничего наперекор этому шороху, не отвергнуть его.

Сальвия вместе с братьями Виолы уходит через дорогу в поля. Они возвращаются каждый с камнем в руках, складывают их в изголовье могилы. Все кладбище заполнено этими небольшими горками камней, могила за могилой – мужчины, женщины и дети, одинаковые пред смертью.

Джоа везет нас обратно на конюшни, колеса повозки дребезжат по неровной дороге. Невозможно поверить, что мы возвращаемся все еще утром. Конюхи расходятся по нескольку человек, шаги и голоса у всех тихие.

Тело налито тяжестью, так что мне трудно слезать с повозки и делать шаг за шагом. Я иду прочь от конюшен, от Сальвии и мужчин, и привычка ведет меня к сараю с гусями. Встав у внутренней калитки, я смотрю в пустоту, на утоптанную солому в птичьем помете.

Потом захожу, ищу грабли и принимаюсь за дело. Работа граблями и лопатой немного приводит меня в чувство. Этот труд знаком телу, так что не затрагивает мыслей. Закончив, я направляюсь было обратно к конюшням, но не могу заставить себя войти. Не могу пока смотреть на Дуба или Сальвию и видеть написанную на их лицах скорбь. Она еще слишком свежа.

– Терн? – зовет тонкий голос. Я оборачиваюсь. Торто глядит из-за угла конюшни, губы его растянуты в характерной щербатой улыбке. – Терн? Поди сюда!

Я плетусь к нему. Позади Торто Фенн наблюдает за парочкой воробьев, клюющих что-то в грязи.

– Нам нельзя на конюшни, – объясняет Торто шепотом. – Детям не положено. Но мне было велено найти тебя и сказать, чтобы ты пришла в «Любопытную Кошку». Сейчас объясню, как дотуда добраться.

– Спасибо. – Собственный голос кажется странным, будто исходит от кого-то позади меня.

– У тебя все хорошо?

Я смотрю сверху на Торто, на молчаливо стоящего рядом с ним Фенна, и из глаз наконец льются слезы.

– На мою подругу… напали, – объясняю я. – Мы ее нашли, но этим утром она умерла.

Торто глядит растерянно. А вот Фенн тянется и крепко меня обнимает, обхватив худыми ручками за талию. Я сажусь на колени и прижимаю его к себе, и вот уже Торто тоже обнимает меня и гладит по спине, когда я принимаюсь рыдать. Как же я хочу защитить их, защитить всех нас от зла.

Потом дети ждут, я возвращаюсь за посохом, и мы все вместе идем к Западной дороге.

– Нам надо бежать, – говорит Торто, когда мы выходим на улицу.

– Как там Таркит? – спрашиваю я, чтобы еще немножко побыть с ними.

– Здорово. Учится теперь у пекаря, и если хлеб вдруг пригорает, все ребята в пекарне его делят. Однажды даже нам лишнее приносил.

– Передавайте ему привет.

– Ага, – говорит Торто. – А ты уверена, что теперь в порядке?

– В порядке. – Я приглаживаю ему волосы рукой, еще раз улыбаюсь каждому и иду дальше, слыша за спиной топот убегающих в переулок мальчишек.