— Отличная история. Не по содержанию. Тут, конечно, дерьмо дерьмовое. Ничего хорошего в ней нет. А вот по подаче, да. Отыграли вы на пять с плюсом. Шел 1960 год. Так ведь в вашей версии. Только в это время Светлана Сергеевна меня родила. И жили они с Аристархом Николаевичем еще не в Москве, а в Воронеже. Те два года, которые вы с Женей, дочерью Ольги Николаевны провели, тоже не в столице были. А тут. В области. Я, еще когда Вы рассказывали, подумал, херь какая-то с годами выходит. Нескладуха. Как Аристарх в Москву мог попасть? Он еще в ЦК не сидел. Только двигаться начал. А девочка эта, да. Встретила и влюбилась. Но не в моего папашу. А в другого человека. Женя Кац. Верно? Любитель молоденьких Муз. Как в кино. Евгений и Евгения. И родила она от него. Маман знала, потому что из вида свою большую любовь не выпускала. Горело у нее. Забыть не могла. А тут такой поворот. Еще и новая пассия появилась. То, что мать к вам в квартиру, где вы с Женей жили, пришла, очень может быть. И возможно, действительно там ссора вышла. Со всеми вытекающими последствиями. И все дальнейшее тоже правда. Только к Аристарху Серега никакого отношения не имеет. Поэтому Милославский о нем ни сном ни духом. Был. До определенного времени. А маман, наоборот. Приложила все усилия, чтоб пацан в семье вырос и под присмотром. Это ведь сын ее ненаглядного художника. Вопрос меня интересует. Кто Аристарху-то всю эту историю слил? Вы? Посидели, подумали. Решили, что дружить с Милославским гораздо интереснее, чем с Милославской. Он и помочь, если что может. С карьерой например. Отправились к папеньке моему и все рассказали. Так мол и так. Вот такая приключилась детективная история. Когда рассказали?
— Знаешь, что? — Дмитрий Алексеевич попытался встать из-за стола и, подозреваю, смыться. Хрен там!
Я был быстрее. Вскочил на ноги, оказался в одну секунду рядом, а потом со всей силы сжал его плечо, припечатывая мужика обратно к креслу.
— Ты сядь. Не дёргайся. А то я тебе что-нибудь сломаю. Ключицу, например. Хреново лечится. Вопрос задал. Плохо понятно? Вроде, по-русски говорим. Еще раз спрашиваю, когда Аристарху про Серегу доложился?
Лиходеев морщился и пытался скинуть руку. Но я так-то моложе. Да и посильнее буду. А еще меня сильно подпитывала злость. Вообще, если честно, хотелось разнести тут все к чертям собачьим.
— Слышишь, Фигаро. Ты меня не выводи. Из последних сил держусь. Изрядно хочется, знаешь ли, несмотря на разницу в возрасте, морду тебе разукрасить.
Я сжал пальцы еще сильнее, почти выворачивая Лиходееву плечо.
— Сразу! Сразу рассказал! Убери руку! — Он кривился и вертелся на месте, стараясь освободиться. Видимо, реально было больно. — Через несколько дней. Пришел и рассказал все, как есть. Иначе могли копаться в этом деле и выяснить, что ни черта это не несчастный случай. Поэтому вынужден был искать поддержки.
— Вынужден…Ох, ни хера себе как…Ну. Пришел к папаше. Рассказал. Тот помог за счет своего растущего влияния и связей. Он в области уже потихоньку вес обретал. Ок. Это совпадает. Велел тебе, Милославской ничего не говорить и помогать. Так ты ему все эти годы и доносил. Каждый шаг Светланы Сергеевны, связанный с Серегой. Еще вопрос. Зачем ты мне соврал? По своей инициативе или приказал кто?
Я разжал руку, машинально вытер ее о брюки, а потом вернулся обратно на свое место. Лиходеев явно выдохнул. Мне кажется он реально опасался, что я ему шею сверну.
— Никто не велел. Сам. Подумал, так лучше. Зачем про Каца говорить.
— Мммм…Интересная херня…Неужели папенька тебе поделился, что Художник не только в твоей жизни нагадил, но и Светланочке Сергеевне наследство оставил? Ты ведь знаешь, что он и мой отец тоже. Знаешь. По морде вижу. Вы, так сказать, с Аристархом Николаевичем, поделились наболевшим. Да? Он тебе о своем. Ты ему о своем. Общая беда, епте. А говорил ли папенька, что помимо прочего, наш с Серегой отец еще и гнида? Что он на фашистов во время войны работал? Своих стрелял? До этой степени откровенности дошли? Про себя ничего интересного не рассказывал?
— Не может быть…
Мы с Лиходеевым одновременно посмотрели на дверь. Стол располагался перпендикулярно от нее, поэтому, ни он, ни я, не заметили, как там нарисовался еще один участник нашего диалога. Вернее, слушатель. И главное, как бесшумно-то.
Физиономия у Сереги была совсем бледная. Белая. Губы сжаты в тонкую полоску.
— Мляха муха… — Я провел ладонью по лицу. — Как же ты, Сережа, не вовремя …
— Это правда? — Батя смотрел на нас обоих, поэтому непонятно было, кого именно он спросил. — Это правда, что я сын врага? Предателя.
— Ну, да…Ты же юн и молод… Горячее комсомольское сердце. Тебя этот момент в больше мере интересует, чем все остальное. Ладно. С Вами, Дмитрий Алексеевич. — Я ткнул указательным пальцем в сторону Лиходеева, — Нам говорить больше не о чем. А вот с тобой…
Вскочил на ноги, быстрым шагом приблизился к отцу, а потом вытолкал его в коридор.
Он даже не сопротивлялся. Впал в состояние какого-то ступора.
— Давай, давай. Шуруй. Обсудить надо.